Фредерика же стояла молча и спокойно…
Когда лодки подплывали к пристани, Симон Руст сидел на вёслах и грёб, что было мочи; он весь промок до нитки и дрожал от холода.
— Ты не расшибся? — спросила Фредерика. — Где твоя шляпа?
— Мы не нашли её, — сказал Марцеллиус.
— Так ты мог бы дать ему пока свою шапку, — сказала Фредерика и стала очень внимательна к Симону.
— Он не захотел взять её, — ответил Марцеллиус.
— Нет, уж извини, я не желаю брать её, — сказал надменно Симон, хотя весь трясся от холода.
Старый учитель стал расспрашивать своего коллегу о несчастье, и тот отвечал. Иоахиму казалось, что они говорят между собою на каком-то мудрёном языке. Симон Руст объяснил, что научился плавать в семинарии, и это спасло его. Но он испытывал муки Тантала, пока не показалась спасательная лодка. Он хотел подробно рассказать, как всё произошло, чтобы потом не было других версий.
— Я желаю знать только одну вещь, — сказал он и обернулся к Фредерике. — Как ты почувствовада себя, Фредерика, когда лодка со мной опрокинулась?
— Как я почувствовала себя? — сказала Фредерика.
— Да. И какое было твое первое слово?
Фредерика быстро сообразила.
— Это я погнала народ спасать тебя, — сказала она.
— Ну, это хорошо, — сказал Симон.
Марцеллиус молчал. Он понимал, что теперь сердце её снова принадлежало Симону Русту.
— Пойдём сейчас же домой и переоденься в сухое платье, — сказал старик-учитель. — Поистине будет чудом Божьим, если ты переживёшь благополучно эту катастрофу.
Все помогли вытащить лодки на берег, и Марцеллиус не сделал между ними никакого различия, а, наоборот, подложил чурки и под Симонову лодку, как под свою, чтобы их не снесло в море. Он пропустил всех вперёд, а сам в мрачном раздумье направился домой.
Вечером Фредерика пошла зачем-то в соседнюю избу, но не заглянула к Марцеллиусу. Он вышел на крыльцо, подкараулить её, и, когда она проходила, сказал:
— Добрый вечер. Ты вышла полюбоваться северным сиянием?
— Нет, я по делу, — ответила она. — Что ты думаешь о сегодняшнем чуде?
Марцеллиус ответил:
— Вот что я скажу тебе: я думаю, что никакого чуда тут не было.
— Вот как. Но если бы ты упал из лодки, разве ты спасся бы?
— Да он и не упал. Он сам выбросился с двух-трёх аршин, говорит отец.
— Сам выбросился? Вот что! Ну, а этого ты и вовсе никогда бы не сделал.
Марцеллиус молчал.
— Потому что ты не умеешь плавать, — продолжала Фредерика. — И ты не учился всему тому, чему учился он. И на органе не учился играть.
— Так, значит, вы поженитесь? — спросил Марцеллиус.
— Не знаю, как будет, — ответила она. — Во всяком случае, похоже на то.
Марцеллиус сказал с горечью:
— Тогда всё равно, вы можете получить лодку задаром, как я решил.
Фредерика подумала и ответила:
— Ну да, если у нас что-нибудь сладится, то мы можем взять лодку, как ты говоришь. Но если он меня обманет, то я ведь выйду за тебя, и тогда он должен будет заплатить нам за лодку.
Марцеллиус не проявил никакого изумления при этом договоре и спросил:
— Когда же я это узнаю?
Фредерика ответила:
— Он уезжает завтра домой, значит, наверное, скажет. Ты ведь понимаешь, мне самой неудобно спрашивать его о таких вещах.
Но Марцеллиусу пришлось ждать несколько месяцев раньше, чем он узнал что-нибудь определенное.
Симон Руст уехал домой в первый день Рождества и перед отъездом ни о чём не уговорился с Фредерикой. После этого он сватался в нескольких местах на Церковном острове и всюду получал согласие благодаря богатству отца. Но Симон нигде не связал себя окончательно и оставался до поры до времени свободен. Наконец Симон посватался к учительнице из пасторской усадьбы, но та была девица из благородных, я здесь Симон Руст получил отказ.
Всё это Фредерика слышала и часто сокрушалась больше, чем следовало.
На Тринадцать Святых в этом году, как и в прошлые годы, предполагались танцы в избе корабельщика Иоахима, и Марцеллиус, как всегда, распоряжался всем. Были наняты скрипачи, пригласили заблаговременно и мастера своего дела, Дидрика. Парни уже пригласили своих девушек, и Фредерика обещала Марцеллиусу прийти.
И вот после обеда пристала к острову четырехвёсельная лодка, прислал её старый рыбак Руст за Фредерикой, с приглашением на танцы на Церковный остров в тот же вечер. Фредерика сейчас же собралась и нарядилась, как на настоящий бал.
Марцеллиус стоял на пристани. Он сказал:
— Ну, теперь, пожалуй, уж будет окончательно решено?
— Да, да, теперь будет решено, — ответила Фредерика. Всю дорогу она сидела в лодке с таким видом, словно знала, что теперь делать.
Богатый рыбак Руст принял её хорошо, а вечером, когда начались танцы, парни с Церковного острова приглашали ее наперебой. Симон же, хозяйский сын, по-прежнему шутил со всеми и хотел, чтобы между ним и Фредерикой всё оставалось в таком же неопределённом положении.
Через известные промежутки весь вечер гостям подавали напитки и кофе, и старый Руст не скупился на одну-две лишних полбутылочки. Сам он сидел в горнице с несколькими пожилыми рыбаками. Симон Руст выпивал стаканчик за стаканчиком, чтобы не прослыть гордецом, но танцевать по-настоящему с молодыми рыбачками ему не пристало; он ведь был воспитателем юношества.
Ночью, когда все разошлись по домам, Фредерика осталась одна с Симоном, она должна была ночевать у них. Но даже и теперь Симон был с нею не ласковее, чем прежде, и она была бы очень глупа, если бы приняла его толчки в бок за вечную любовь.
— Я вышла немножко освежиться, — сказала Фредерика.
— Напрасно, — ответил Симон, — это может иметь серьезные последствия для твоего здоровья.
— Бог знает, зачем это дверь в амбар открыта, — сказала Фредерика, показывая на дверь.
Симон не мог сказать, почему дверь открыта
— Давай затворим её, — предложила Фредерика.
Они подошли к амбару. От звёзд и северного сияния было совсем светло. Фредерика заглянула в амбар и сказала:
— Покажи-ка, много ли у вас корма.
Они вошли в амбар.
— Вот тут у нас один настил для сена, а там — другой, — сказал Симон.
— Где? — спросила Фредерика. Симон влез на сено и показал ей. За ним полезла и Фредерика.
Фредерика ещё некоторое время поддерживала в Марделлиусе некоторую уверенность, что брак их может состояться, и Марцеллиус жил с этой тайной надеждой. Но потом, в марте, Фредерика больше уже не колебалась и сказала Марцеллиусу, что теперь всё кончено, и нечего больше просить, она выйдет за Симона.
— Вот как, — сказал Марцеллиус.
И ни словом не упомянул о лодке. Она может получить лодку задаром, ему теперь всё равно. У него было достаточно времени подготовиться к своей судьбе, и целую весну Марцелдиуса видели за работой, как прежде. Но он был уже не так бодр и весел и больше держался в одиночестве.
