фамильные драгоценности. Он, Паво, всегда сохранял достоинство, никогда никакого долга не было на его палатке, она стоит неприкосновенно, и он постоянно; заботливо ведёт свои дела. В конце концов, он пригрозил отцу князем Яривом. «Молчи! — сказал отец. — Я обещал себе, что покажу тебе последствия твоего распутства, и я это сделаю. До свидания, Паво».
Паво должен был уйти. Но от отца он прямо пошёл в игорный зал.
— А вы не думаете, что отец действительно намеревается вернуть сына на путь истинный таким необычным образом? — спросил я русского. Он покачал головой.
— Может быть. Но это ему не удастся. Не говоря уже о том, что старик увлечён не меньше сына.
Теперь все разговоры сосредоточились на хозяине Синвара и на его игре. Это ему было нипочём, — так он говорил, держал голову ещё выше, и лицо его было весело. Время от времени он снисходил до шуток с окружающими.
— Вы смотрите на мои руки, — говорил он. — Ах да, я совсем обнищал, я проиграл даже кольца. Ха- ха-ха!
Всё это время, пока у него не было денег, он не ходил в игорный зал, но приказал слуге докладывать весь ход игры, кто выиграл и кто проиграл, какие ставки и кто азартнее всех играет. На следующий день русский рассказывал мне, что хозяин Синвара три часа молился Богу, прося себе счастья в игре: только бы отыграться, и тогда он совсем бросит игру. Он молился вслух и даже плакал; русский узнал это от гостиничного слуги, который подсмотрел в замочную скважину.
VI
Прошло три дня. Рука перестала болеть, и я решил ехать вечером. Я пошёл в город по делам, побывал, между прочим, в полиции, чтобы отметить паспорт. Возвращался домой я мимо палатки Паво. В конце концов, против воли, и я начал интересоваться этим человеком и его отцом. Все говорили о них, вся гостиница была полна пересудами об этих двоих, и я, наконец, как все, не мог уже не думать о них и не справляться о них каждый день.
Я зашёл к Паво в палатку. Я слышал, что накануне вечером он очень много выиграл в баккара. Он дочиста обыграл какого-то заезжего путешественника, подарив ему после игры несколько сотен; потом принялся за рулетку, счастье не покидало его, он и тут выиграл целое состояние.
— Подумайте, — сказал мне Паво, как только я вошёл в палатку, — подумайте, хозяин Синвара, мой отец, только что был здесь и хотел занять у меня денег! Хочет выкупить кольца. Я и не подумаю сделать такую глупость. Отец мой очень добрый человек, и мне было очень больно отказать ему в этой услуге, но сделал я это для его же пользы. Сын должен беречь честь семьи. Отец должен понять, к чему ведут подобные безумства. Я нахожу, что поступил правильно. Как вы думаете?
В этот момент вид его был мне отвратителен. Он стал самодоволен и самонадеян после вчерашнего невероятного счастья, которое снова наполнило его карманы деньгами. Он опускал лицо, когда говорил, прятал его, отворачивался, как будто на лбу его было клеймо, а когда он поднимал глаза, в них была ложь. Но шея его была так красива и рот тонко очерчен и ярок.
— Как вы думаете? — повторил он.
— Не мне об этом судить, — ответил я.
— Это значит, — злобно пробормотал он, — что вы не понимаете слов благоразумного* человека.
Он сердито пожал плечами и прошёлся за прилавком. Потом остановился и спросил:
— Чем могу служить, раз уж вы изволили зайти ко мне?
Я назвал что-то первое попавшееся, совсем мне, в сущности, не нужное. Получив желаемое, я удалился.
Только я успел вернуться в гостиницу, как примчался слуга и рассказал, что посланец хозяина Синвара прибыл с деньгами. Теперь тот сидит, готовый начать игру, как только откроется игорный зал. Паво ничего об этом не знает, Паво и не должен знать; ему, слуге, специально заплачено за то, чтобы он не побежал сразу к Паво и не рассказал ему всего.
Пробило пять часов.
Как только открыли игорный зал, хозяин Синвара направился туда. Он был в возбуждённом состоянии и делал престранные движения руками: не то уверял того в чём-то, не то клялся.
Принц и однорукий военный уже были на месте, а румына не было; ещё несколько посторонних начинали играть. Прежде всего, хозяин Синвара выкупил свои кольца.
— Я буду сегодня ставить самые крупные суммы, какие только позволены, — сказал он крупье, не глядя на него. Лицо его с этой минуты стало холодно и полно достоинства.
— Да поможет вам в игре ваша счастливая звезда! — отвечал крупье и поклонился. Игра началась.
Хозяин Синвара действовал решительно. Три раза подряд он ставил на красное и выигрывал. Тогда он спрятал свои деньги в карман и начал играть только на выигрыш. Несколько раз он пробует сыграть на тринадцать, но проигрывает; перемена счастья раздражает его, он снова несколько раз ставит на красное и выигрывает. Теперь перед ним на столе лежит порядочная сумма денег; он играет без расчёта, без размышлений, смело пытает счастье и, чтобы не терять времени, готовит новую ставку, пока шарик ещё не остановился. Считать он бросил, играет в каком-то экстазе. Взгляд его падает на один из чёрных квадратов, он сейчас же ставит крупную ставку на этот квадрат.
Чёрное выигрывает. Теперь он выигрывает беспрестанно. Этот чёрный квадрат становится для него золотой россыпью, из которой он черпает выигрыши, и он пользуется этим основательно. Вдруг он задумывается, останавливается, тяжело дышит. Колесо вертится, но хозяин Синвара забыл поставить, он всё ещё тяжело дышит. Входит всё та же девушка, она подходит к нему, улыбаясь и краснея. Он замечает её и отмахивается.
— Смотри, ты вошла и я забыл поставить, — говорит он. Через мгновение он снова подзывает её. Шарик остановился на красном. Хозяину Синвара повезло, что он на этот раз не поставил на чёрный квадрат. Он кладёт девушке в руку одно из своих дорогих колец и шепчет ей что-то. Девушка густо краснеет и, обхватив руками голову, убегает из зала.
Хозяин Синвара продолжает игру, всё так же упрямо, всё так же неразумно. Он берёт несколько горстей золота, несколько тяжёлых свёртков, и ставит всё на красное. Сейчас же им овладевает странная неуверенность, он испуганно протягивает руку, будто хочет взять всю ставку обратно, но овладевает собой и оставляет деньги. Шарик останавливается.
— Красное!
— Красное! — повторяет хозяин Синвара. Он снова торжествующе улыбается окружающим и громко говорит: «Опять красное! Так я и чувствовал».
С этой минуты благоразумие вовсе покидает его. Часы бьют десять, приходят ещё люди, ночные игроки, которые начинают играть по-настоящему только в это время; среди них и румын. Я совсем забыл про своё путешествие, не трогался с места и следил за действиями хозяина Синвара в величайшем напряжении. Он же никого не замечал из вновь пришедших, окружавших его, он едва ли замечал, что за столом сидят ещё другие игроки, кроме него. Удача помрачила его рассудок, он швыряет большие суммы на несколько чисел сразу. Каприз, внезапное вдохновение заставляет его схватить горсть золота и поставить наивысшую ставку на двадцать пять, Трое игроков следуют его примеру, все кругом шепчутся и ждут.
— Тринадцать!
Проиграно. Румын скрежещет зубами от злости. Хозяину Синвара пришла уже новая фантазия, он привстаёт с места и ставит высшую ставку на ноль. Но никто уже не подражает ему, эта отчаянная игра всех отпугивает.
— Ноль!
В поднявшемся шуме я слышу невероятные ругательства румына. Чуть позже в дверях появился Паво в сопровождении слуги, который всё же сообщил ему всё. Паво прямо подошёл к стулу отца и, не говоря ни слова, схватил его за плечо и сильно потряс.
Тот взглянул, узнал сына и сразу сдался. Он понял, что никакое сопротивление не поможет, да и сам
