– Мне нужна комната. Самая большая кровать из всех, что у вас есть, в самом тихом месте. Добудь мне Рози, – продолжала она в трубку, – и Ника Лонга, если он свободен. – Она выудила из кармана кредитную карточку, положила ее на стойку. – Они могут поселиться в мотеле, на окраине города. Я как раз вселяюсь.
– Что за мотель?
– Черт, откуда мне знать? Как называется это место? – обратилась Колли к администратору.
– Мотель «Колибри».
– Кроме шуток? Красота. Мотель «Колибри», – повторила она в трубку, – на Мэриленд-рут, тридцать четыре. Добудь мне руки, глаза и спины, Лео. С утра начну брать почвенные пробы. Я тебе перезвоню.
Она отключила мобильник и сунула его в карман.
– Обслуживание в номерах у вас есть?
Женщина, похожая на постаревшую куколку, сильно благоухала лавандой.
– Нет, дорогуша. Но наш ресторан открыт с шести утра до десяти вечера без выходных. Лучше завтрака вы нигде не найдете, разве что на кухне вашей мамочки.
– Знали бы вы мою мамочку, – усмехнулась Колли, – поняли бы, что это не комплимент. Найдется у вас официантка или рассыльный, который хочет заработать лишнюю десятку? Пусть принесет гамбургер с жареной картошкой и диетической «Пепси» мне в комнату. Гамбургер пусть будет прожаренный. У меня срочная работа.
– Моя внучка была бы не прочь получить десятку. Я это устрою. – Она взяла у Колли десять долларов и протянула ей ключ с огромной биркой из красной пластмассы. – Помещу вас в комнату 603. Двуспальная кровать, и там довольно тихо. Гамбургер будет где-то через полчаса.
– Ценю.
– Мисс… гм… – Женщина прищурилась, пытаясь разобрать росчерк в журнале регистрации. – Данбок?
– Данбрук.
– Данбрук. Вы музыкантша?
– Нет. Я зарабатываю на жизнь, копаясь в грязи. На этом я играю, – Колли потрясла массивным черным футляром, – чтобы расслабиться. Передайте вашей внучке, чтобы захватила кетчуп.
В четыре часа пополудни, одетая в оливково-зеленые брюки и рубашку цвета хаки, с аккуратно схваченными на затылке длинными волосами, Колли вновь остановила машину на обочине у строительной площадки.
Она успела поработать над своими заметками, послала их по электронной почте Лео. По пути она завернула в городское почтовое отделение и отослала ему экспресс-почтой отснятую ею непроявленную пленку.
Она надела маленькие серебряные сережки с кельтским рисунком и целых десять минут напряженно трудилась над макияжем.
Операторы уже суетились над подготовкой репортажа с места события. Колли заметила, что Лана Кэмпбелл тоже пришла. Она держала за руку кудрявого мальчика со ссадиной на коленке, грязью на подбородке и ангельски невинным личиком, ясно говорившим: «Жди беды».
Долан в своей «фирменной» синей рубашке с красными подтяжками стоял прямо перед вывеской стройплощадки и говорил с женщиной, в которой Колли сразу распознала репортера. Заметив Колли, он прервал разговор и направился к ней.
– Вы Данбрук?
– Доктор Колли Данбрук.
Она одарила его тысячевольтовой улыбкой, от которой многие мужчины растекались лужицей, но на Долана заряд не подействовал.
– Что здесь, черт побери, происходит? – Он попытался ткнуть пальцем в ее грудь, но вступить в контакт ему не удалось.
– Местное телевидение попросило меня об интервью. Я всегда стараюсь сотрудничать с прессой. Мистер Долан, – продолжая улыбаться, Колли тронула его за рукав, словно они были единомышленниками, – вам исключительно повезло. Археологическое и антропологическое сообщества запомнят ваше имя навеки. Профессора будут читать лекции о вашей стройплощадке многим поколениям студентов. У меня с собой экземпляр предварительного отчета. – Она протянула ему папку с отчетом. – Я с удовольствием объясню вам все, что непонятно. Здесь, конечно, много специальных терминов. Представитель Музея естествознания с вами уже связался?
– Что? – Он уставился на доклад, который она ему протягивала, как на живую змею. – Что?
– Я просто хочу пожать вам руку. – Колли схватила его руку и энергично встряхнула ее. – Спасибо вам за ваш вклад в это поразительное открытие.
– Эй, послушайте…
– При первой же возможности мне хотелось бы пригласить вас с вашей женой и со всей семьей на ужин. – Она стойко держала улыбку и даже кокетливо похлопала ресницами, продолжая методично проходиться по нему паровым катком. – Но, боюсь, в ближайшие несколько недель я буду очень занята. Вы меня извините? Мне хотелось бы как можно скорее со всем этим покончить. – Она прижала руку к сердцу. – Я всегда так нервничаю, когда приходится говорить перед камерой. Если у вас появятся вопросы любого рода по докладу, обращайтесь прямо ко мне или к доктору Гринбауму. Большую часть времени я буду проводить здесь, на раскопках. Вы меня сразу найдете.
Не успел Долан перевести дух, как она поспешила к операторам и принялась пожимать им руки.
– Ловко, – пробормотала Лана. – Очень ловко.
– Спасибо. – Колли присела на корточки и внимательно посмотрела на мальчика. – Привет. Ты репортер?
– Нет. – Он захихикал, его зеленые, как лесной мох, глаза заискрились весельем. – Вас будут по телику показывать. Мама разрешила мне посмотреть.
– Тайлер, это доктор Данбрук. Она ученый. Она изучает старые-старые вещи.
– Кости и все такое, – кивнул Тайлер. – Как Индиана Джонс. А почему у вас нет кнута, как у него?
– Я его в мотеле оставила.
– Ладно. А вы когда-нибудь видели динозавра?
Колли поняла, что он путает разные фильмы, и подмигнула ему.
– Ясное дело. Кости динозавров. Но они не по моей части. Мне нравятся человеческие кости. – Она с видом знатока пощупала его предплечье. – Держу пари, у тебя отличные косточки. Скажи маме, чтобы как- нибудь привела тебя на раскопки. Я дам тебе покопать. Вдруг ты что-нибудь найдешь?
– Правда? Можно? Честное слово? – Ошеломленный Тайлер заплясал на месте и дернул Лану за руку. – Ма-ам? Ну пожалуйста!
– Если доктор Данбрук говорит, что можно, значит, можно. Это очень мило с твоей стороны, – сказала она Колли.
– Я люблю детишек, – ответила Колли, выпрямляясь. – Они еще не научились отгораживаться от возможностей. – Она взлохматила пронизанные солнцем волосы Тайлера. – До свидания, Тай-Рекс.
Сюзанна Каллен экспериментировала с новым рецептом. Ее кухня в равной степени представляла собой научную лабораторию и была воплощением домашнего очага. Когда-то Сюзанна пекла, потому что ей это нравилось. Потому что именно выпечкой полагается заниматься домохозяйкам. Когда ей говорили, что ей следовало бы открыть собственную пекарню, она только смеялась в ответ.
Она была женой и матерью, а не предпринимательницей. У нее не было никаких амбиций за пределами дома и семьи.
Потом она стала печь, чтобы заглушить боль. Чтобы чем-то занять свои мысли, избежать гнетущего чувства вины, прогнать страхи. Она утопила свое горе в песочном, слоеном, бисквитном тесте. И постепенно обнаружила, что это куда более эффективная терапия, чем консультации психологов, молитвы и обращения к общественному мнению.
Пока ее жизнь, ее брак, весь ее мир распадались на части, выпечка стала для нее единственным реальным делом. И ей вдруг захотелось расширить дело. Так родилась «Выпечка Сюзанны». Сначала она торговала на местных рынках и всем занималась сама: калькуляцией, закупками, выпеканием, упаковкой и
