Ракушка быстро пересела с дивана на скамью у стола и без лишних предисловий принялась набивать себе рот. Нистур сел напротив и начал есть с неменьшей охотой. Его положение было сейчас более чем незавидным, и теперь приходилось наедаться впрок, не зная, когда и где он сможет поесть в следующий раз — Не присоединишься к нам? — спросил он у дикарки.
— Не голодная, — сообщила она таким тоном, что стало ясно: никакой голод не заставил бы ее сесть за один стол с ним.
Нистур был уверен, что ничем не оскорбил эту женщину, но и неоправданная враждебность не была ему в новинку. Он решил отнестись к этому делу как философ и поэт и принялся деятельно обгладывать очередную рыбу.
— Мирса, не будь такой суровой, — сказала Ракушка. — Он вовсе не такой плохой, каким кажется. Он застукал меня со своим кошельком и даже не дал пинка.
Договорив, девушка отправила в рот очередной кусок лепешки с сыром.
— Ну, если ты так говоришь, малышка… — Нистур с удивлением увидел какое-то подобие нежности на лице дикарки, погладившей девчонку по голове.
Никакого намека на это чувство, разумеется, не было в ее взгляде, устремленном на него самого.
— Боюсь, я не смогу определить, откуда ты родом, — попытался завязать разговор Нистур. — Рисунок на твоей тунике напоминает мне украшения некоторых горных племен. А вот покрой брюк и сапоги — скорее как у народов с Ледника. В любом случае, сдается мне, твой дом далеко от этих мест.
— А кто тебе сказал, что у меня есть дом? — возразила Мирса и пошла прочь.
На ее широкой спине, расправив крылья, парил нарисованный на коже куртки орел.
— Очень приветливая дама, — усмехнулся Нистур, выждав небольшую паузу.
— Не обращай внимания. Она ненавидит всех и каждого, кроме Станбога и, может быть, меня. Но и мне нужно держать ухо востро, когда у нее плохое настроение.
— Варвары славятся своей агрессивностью, — заметил он, — но редко она так явно проявляется. Обычно враждебность приберегается для кровных врагов, а с незнакомцами дикари более или менее приветливы, хотя и настороженны.
— Не думаю, что у нее есть свое племя, — сказала Ракушка, — Наверное, она такой же изгой, как и я.
Это кое-что проясняло. Нистур знал, что дикари обычно очень сильно привязаны к своим племенам, кланам или родам. Эти люди, переносящие любые ранения как легкие царапины, выдерживающие любые нагрузки и трудности, панически боятся быть отвергнутыми племенем, быть изгнанными из него. Если эта женщина — изгнанница, то ее дурной характер, пожалуй, более чем простителен.
Через несколько минут врачеватель присоединился к ним. Он налил себе вина, сел за стол и снял с переносицы очки с толстыми линзами.
— В настоящий момент твой друг вне опасности. Через несколько дней он оправится от приступа. Но эта болезнь смертельна, она убьет его через год-другой.
— Что же это за недуг? — спросил Нистур. — Я был знаком с ним совсем недолго, и мне никогда не доводилось видеть ничего подобного ни с ним, ни с кем-либо другим.
— Я думаю, что он отчаянно смелый, дерзкий и страшно невезучий человек…начал лекарь, но Нистур перебил его:
— О храбрости можно догадаться по его профессии. Редко когда трусливые наемники доживают даже до его лет. Дерзость и невезение определить сложнее, если нет возможности долго наблюдать за человеком.
— Я знаю, что он дерзок и бесстрашен, потому что однажды он вступил в бой с черным драконом. Не повезло же ему в том, что чудовище укусило его.
— Быть укушенным драконом и выжить после этого! — взвыл Нистур. — Да я сказал бы, что этот парень просто везунчик.
Станбог покачал головой.
— Нет, несмотря на свой страшный вид и жуткие клыки, многие драконы не столь уж сильны в бою. Они слишком уж полагаются на свое отравленное дыхание и огромные, но неуклюжие когти. А этот был, видимо, еще молод, иначе от его яда человек умер бы на месте. А получилось, что твой приятель заработал периодически возвращающиеся приступы паралича. Когда-нибудь паралич затронет сердце или легкие — и он умрет.
— Откуда ты знаешь, что тот дракон был черным? — спросил Нистур.
— Я читал о таком воздействии яда молодых черных драконов в древних книгах. Да к тому же на нем часть драконьей шкуры.
— Он мог и украсть доспехи, — предположила Ракушка, держа в одной руке вяленую рыбу, а в другой — сушеную грушу и явно не зная, в какой очередности съесть их.
— Нет, нет, — не согласился Станбог, — этот костюм был выкроен точно по нему и никому другому не подойдет. Он сидит на нем как влитой, как кожаная одежда на Мирсе. Иногда солдаты переделывают чужую кольчугу под себя, но такая переделка всегда видна за версту. Судя по состоянию чешуи, эту шкуру сняли с дракона лет пять назад, не больше. Этот срок совпадает со стадией развития болезни. В общем, человек, лежащий у меня в кабинете, был, по крайней мере, одним из тех, кто убил дракона, снял с него шкуру и сделал себе из нее доспехи.
— Но мести дракона он все же не избежал, — возвышенно произнес Нистур. — Нет, честное слово, случай, достойный поэмы… Я, кстати, специалист по героическому эпосу, если вдруг понадобится.
— Неужели? — сказал Станбог. — А я было подумал о тебе как о человеке, скажем так, более агрессивной профессии.
— Правда? Тогда позволь обратить внимание на тебя, — перевел разговор Нистур. — Все эти колдовские штуковины, твои ученые речи, глубокие познания в области драконов разного цвета — все это вызывает подозрения, что ты не просто скромный лекарь тел человеческих.
Станбог аккуратно протер линзы очков.
— Я ведь только ученик в магических науках, ну, может быть, скромный подмастерье. Но практикую я только искусство врачевания.
— Понятно, — кивнул Нистур. — У тебя, наверное, железный характер и незыблемая воля.
— С чего ты взял? — самым невинным голосом спросил Станбог.
— С того, что очень мало кто из тех, кто освоил магические силы и заклинания, может удержаться и не опробовать их действие на практике. Говорят, что у человека, занимающегося магией, сердце меняет ритм и движется в унисон с вибрациями скрытых сил…
— Доходили до меня эти слухи, — отмахнулся Станбог. — Но я не обращаю на них внимания. Я вот слышал другую сказку: мол, человек, много лет совершенствовавшийся в боевых искусствах, не сможет сдержаться, чтобы не опробовать свои умения в деле, а подчас и не связать свою жизнь и судьбу с оружием. Но мы-то с тобой знаем, что это полная ерунда, пустая болтовня, правда?
— Истинная правда, уважаемый лекарь, — согласился Нистур.
Наблюдавшая за этим словесным поединком Ракушка едва успевала перевести взгляд с одного собеседника на другого. Единственное, что она поняла, это то, что оба хотели побольше узнать друг о друге, не рассказывая слишком много о себе.
Этот странный разговор был прерван громким стуком в дверь.
— Кто там еще? — спросил Станбог.
— Бессонные ночи — извечный спутник врачевателя, — заметил Нистур.
Появилась Мирса, за которой по трапу поднялась маленькая фигурка, оказавшаяся гномом, принадлежащим к совершенно незнакомому Нистуру клану.
Борода и усы этого карлика были абсолютно белыми, хотя он не выглядел очень старым, по своим, разумеется, меркам. Его кожа была розовой, как румянец на щеках засмущавшейся девушки. Лишь темно- синие ветви вздувшихся вен пересекали тыльную сторону его ладоней. Гном щурился, словно даже тусклый свет ламп был нестерпимо ярок для него.
— Что случилось, друг мой? — спросил Станбог.
— У малышей опять колики, — ответил гном, голос которого был похож на скрип мельничных жерновов. — Боюсь, некоторые могут умереть. Не посмотришь, что с ними?
