— Нет, я иду домой, Клер.
— Но инспектор Бредли хотел поговорить с тобой.
— Пусть подождет.
— Во всяком случае, — сказала Паркер, — я собираюсь в деловую часть города, почему бы нам не проехаться вместе?
— Я не собираюсь в деловую часть, — сказал Уиллоус. — Я собираюсь домой. К жене и детям. Если Шейле это не понравится, она может отправляться в мою проклятую квартиру.
Гора была окружена полицейскими. Как только Уиллоус ушел, Паркер обыскали труп. В заднем кармане рыжевато-коричневых брюк обнаружила прямую бритву. Паркер щелчком обнажила лезвие. Она замкнула безжизненные пальцы Мэнни вокруг костяной ручки и потом выбила бритву из его руки и в темноте услышала, как она легко и быстро пронеслась вниз по глинистому сланцу.
Со стадиона Нэт Бейли слышался рев толпы. Крошечный белый мяч, взвившийся высоко в воздухе, был подсвечен блеском светильников. Паркер остановилась на мгновенье, задумавшись о том, что она сделала.
Мэнни Кац исчез как плохой сон.
Глава 35
Старый человек время от времени любил выпить пива. В этом не было ничего удивительного. Миша, понимая это, хоть и думала об экономии, притащила домой ящик «Лабатт-классик». В Южной Калифорнии подобная покупка была бы слишком накладной.
Феликс сидел и пил пиво прямо из бутылки, критически посматривая на Мишу, которая смотрела на экран у телевизора, пытаясь настроить его на прием из космоса Си-би-си Ванкувера. Феликс не говорил ни слова, пока она неумело крутила регулятор, но Миша чувствовала его раздраженное нетерпеливое дыхание и мысленно видела его глаза — глаза ящерицы.
В конце концов на двадцативосьмидюймовом экране «Сони» появилась женщина с густыми золотистыми волосами и яркими губами.
— Вот это то, что нужно, — сказал наконец Феликс. — Не переключай больше.
Миша повернулась и преданно улыбнулась ему.
Феликс пил весь вечер: вино за обедом, затем несколько небольших стаканчиков «Гленливита», потом пиво. Он был не просто пьян, но еще нервозен и раздражен. С каждым часом все больше и больше гневался на Юниора. Миша тоже сердилась на него. Парень должен был позвонить, как только покончит с Мэнни Кацем. Предполагалось, что он позвонит Феликсу, если ему будет грозить хоть малейшая опасность. Ведь совсем не просто замахнуться на профессионального убийцу.
— Живей садись рядом, — вдруг крикнул Феликс девушке, резко хлопнув ладонью по дивану.
Несколько минут они смотрели детские рыболовные состязания в Фолс-Крик. Только начинающие ходить малыши гордо показывали крошечных мертвых рыбок, которых им удалось выудить из озера. Феликс продолжал пить свое пиво, держа Мишу за руку. Она могла чувствовать, как его цепкие ногти врезаются в ее кожу.
Женщина с золотистыми волосами снова вернулась на экран. На этот раз она выглядела куда серьезней.
Миша почувствовала беду. И тут же увидела в кадре себя, стоящую у обгоревшего корпуса автомобиля. Огонь ничего не пощадил, кроме корпуса, двигателя, рамы и нескольких кусков металла.
— Что, черт возьми, все это значит? — закричал Феликс.
Затем камера, показав улицы, круто поднялась вверх. В кадре появился черный объект, оказавшийся сморщенным капотом «транс-ама». Феликс узнал его по нарисованному на нем большому ширококрылому золотому орлу.
— О мой Бог! — простонал он.
В кадре быстро промелькнули двое одетых в белое медиков с носилками «Скорой помощи». Мигали красная и синяя лампы. В информации упоминалось имя Мэнни Каца. У Феликса так сильно билось сердце, что он с трудом разбирал слова диктора.
На экране появился госпиталь и полицейский, сидящий на деревянном стуле в конце ярко освещенного коридора с голыми стенами и блестящим, покрытым линолеумом полом.
Феликс вскочил с дивана, подошел к телевизору и усилил звук. Он понял, что его сын Юниор Ньютон находится в палате интенсивной терапии с пулевой раной в груди и ожогами второй и третьей степени. Состояние критическое.
Феликс швырнул бутылку «Лабатт-классик» в телевизионный экран. Отскочив от толстого стекла, она упала на ковер, выплевывая пену. Феликс оттолкнул бутылку и вышел на террасу, оставив дверь открытой. Пляж был пуст, по нему гулял лишь береговой ветер, да уныло шумел океан. Мише из комнаты был слышен шум волн и шуршание перекатываемых прибоем камней. Она подошла к двери и увидела в дальнем конце террасы Феликса, согнувшегося в плетеном кресле, его грудь судорожно поднималась и опускалась, яростные слезы горя текли по побледневшим щекам. Почувствовав ее присутствие, он поднял лицо и взглянул на нее налитыми кровью глазами.
— Я хочу вернуть моего мальчика, — сказал он охрипшим от отчаяния голосом. — Меня не заботит цена, только бы спасти его.
— Да, — сказала Миша.
— Жди меня наверху, — бросил Феликс.
Кивнув, Миша быстро прошла обратно в дом. Зная хорошо Феликса, она никогда даже не видела, чтобы он так бурно проявлял свои чувства, кроме, пожалуй, гнева. Теперь, видя его раздавленным горем, она испугалась. Человек, подобный Феликсу, однажды почувствовав бессилие, непременно решит, что пришла пора применить силу.
Миша остановилась, чтобы поднять бутылку пива, которую Феликс бросил в телевизор. Когда ее пальцы прикоснулись к кривой поверхности стекла, она подумала, что, если Юниор пытался покончить с полицейским, он наверняка понимал, что подозревается в деле об убийстве. К счастью, он был иностранцем, а значит, его могли под залог отпустить из госпиталя. Миша пыталась представить сумму залога: сто тысяч долларов или полмиллиона, кто знает?
В лень, когда Феликс купил дом в Лагуна-Бич, Юниор пошутил, что Феликсу нужно много спален, потому что иначе ему негде будет держать свои деньги: тюфяки для этой цели — лучшее Место. Это было, конечно, преувеличением, но деньги у старика бесспорно были, и он стремился держать их в купюрах. Чем больше она думала об этом, тем больше убеждалась, что он должен и ей дать денег, чтобы привести в порядок канарские корты. Чемодан, набитый мелкими банкнотами, который она видела, возможно, всего лишь недельная его прибыль.
Женщина могла поехать в любое место в мире.
Имея сто тысяч долларов, она могла бы отправиться в любое место земного шара, даже в Японию, если б захотела.
Миша заставила себя успокоиться и, отогнав грезы, обратиться к реальности. Она снова прислушивалась к волнам и шуршанию камней на берегу, думая о своем. Она знала, что кредитные чеки Феликс не жаловал. По его мнению, кусочки бумаги немногого стоили, если на них не было запечатлено лицо президента.
Она подумала о Японии. В Токио или в любом другом большом городе этой страны было множество возможностей для женщины с ее разнообразными склонностями и необычными талантами. Можно было бы изменить внешность, хотя бы отрастить длинные, до бедер волосы, одеться в костюм предков, научиться снова думать и говорить на языке своего детства. Феликс, конечно, очень энергичен, но как может разумный человек довериться женщине, которую практически никогда не знал и которая в любом случае, особенно теперь, для него перестала существовать?
Миша хихикнула, закрыв лицо руками, наслаждаясь прикосновением прохладных пальцев к коже.
На террасе, освещенной оранжевым светом фонарей, Феликс, сгорбившись, по-прежнему сидел в
