сказал:
– Знаешь, дорогая, этому твоему архитектору… и за всю эту перестройку придется выложить чертовски много денег.
– Пожалуй, что да, Майк. Он потянул себя за мочку уха, старательно избегая ее взгляда.
– Дорогая, противно говорить это, но тебе известно мое положение. У меня туго с деньгами. Настала ее очередь смущаться. Она сжала его руку.
– Не беспокойся, милый. У меня кое-что имеется, и я могу это потратить. Я хочу… сделать наш дом красивым. Не переживай из-за этого.
Его лицо покраснело.
– Ты безмерно щедра, Венеция. Огромное тебе спасибо. Я хотел бы иметь побольше денег, чтобы тратить их на тебя.
– Не надо, дорогой. Тебе не в чем винить себя. Ты даешь мне достаточно много.
– Правда, Венеция?
– Да, дорогой. Я очень сильно люблю тебя, также как ты любишь меня. А, может быть, сильнее.
Довольно глупо с моей стороны, тут же подумала она, но Майк развеял ее опасения с неподдельной искренностью и обворожительной теплотой.
– Не может быть! Но не будем спорить. Продолжай и впредь любить меня. Завтра встретимся и выберем дату нашей свадьбы. Хорошо, если бы это было в начале следующего месяца. Согласна?
– Буду ждать, – сказала она, и ее глаза засветились от счастья. От мысли жить вместе с Майком захватывало дух. До сих пор их отношения были вполне невинными. Она догадывалась, что Майк, проявляя чуткость, не хочет все испортить поспешной и преждевременной близостью. При мысли о том, что они вскоре будут обладать друг другом, у нее задрожали колени.
О деньгах речь больше не заходила. Майк отъехал, и Венеция вошла в дом. Она захотела написать еще одно письмо дочери и рассказать о Бернт-Эш, затем попыталась связаться по телефону с Джеком Фуллером и пригласить его осмотреть загородный особняк.
И еще о многом надо подумать. Но сегодня она ляжет пораньше.
Глава 6
В следующую пятницу, ведя свою малолитражку по дороге в Ричмонд, Венеция поразилась пришедшей ей в голову мысли. Она договорилась с леди Селлингэм, что пообедает у нее, а к четырем, пораньше освободившись с работы, подъедет Майк, чтобы быть представленным матери Джефри. Она поймала себя на том, что всякий раз, знакомя Майка со своими старыми друзьями, задает себе один и тот же вопрос: «Понравится ли он им?», хотя в душе желала знать одно: «Понравится ли они ему?». Отныне только то, что говорил и думал он, имело для нее значение. Она не должна нервничать, вводя его в круг своих друзей и знакомых. Петляя среди машин в это прекрасное и теплое утро, она, после долгих размышлений, пришла к выводу, что все объясняется разницей в возрасте и тем, что большинство людей склонно считать их брак «неподходящим».
Чтобы там ни было, решила она, не следует волноваться. Майк относится к этому спокойно, и она последует его примеру.
Мать Джефри была маленькой женщиной хрупкого телосложения с довольно милым лицом и большими ясными глазами, всегда напоминавшими Венеции о ее покойном муже. Выглядела она моложе своих семидесяти лет. Ее некогда ярко золотистые волосы немного выцвели, но в них почти не было седины. Она неизменно, даже дома, носила старомодную соломенную шляпу с венком из вишен. Поэтому Венеция всегда связывала образ своей свекрови с этой шляпой, а когда маленькая Мейбл научилась говорить, «ягодная шляпа бабушки» не сходила с ее губ. Джефри любил подсмеиваться над этой шляпой, но запретил матери выбрасывать ее. Это фамильная ценность, говорил он.
Сегодня от вида этой шляпы, украшенной гроздьями вишни, у Венеции защемило сердце. Она поцеловала леди Селлингэм.
Пожилая женщина искренне обрадовалась ее приезду, бросила совок и плетеную корзинку на землю, вытерла руки платком и сказала:
– Входи, дорогая. Давай выпьем хереса и выкурим по сигаретке.
Если у нее и были недостатки, то от одного она никак не могла избавиться: не могла бросить курить.
Они вошли в уютную общую комнату, где было прохладно. Жалюзи были опущены, чтобы жаркие лучи солнца не могли повредить ценный обюссонский ковер.
Этот небольшой старинный дом в Ричмонде выглядел привлекательно не только снаружи, но и изнутри.
В гостиной висело только три фотографии, выполненные с большим вкусом. Венеция с Джефри в двойной рамке и Мейбл.
Леди Селлингэм не касалась обручения Венеции, пока не разлила херес, не закурила и не уселась рядом с ней на диване.
Венеция заговорила первой:
– Дорогая ма… скажите, что вы думаете о моем решений?
– Ты имеешь в виду свое обручение, дорогая?
– Да.
– Как тебе сказать… как я уже тебе сказала по телефону, оно меня немного шокировало, но я от всей души поздравляю тебя. Я знаю, что Джефри хотел, чтобы ты нашла свою любовь и счастье заново, и я разделяю его мнение.
