что с отъездом миссис Харрис кончится и удивительная идиллия, которая на целую неделю свела их вместе.
____________
(*)
*
Наташа, конечно, не в первый раз была в «Пре Каталан». Богатые поклонники часто приводили её сюда; они обнимали её на танцплощадке, а за едой говорили о себе. Они все ничего для неё не значили. Она хотела бы танцевать с одним лишь человеком, лишь в его объятиях хотела бы быть — и этот человек сейчас сидит с самым несчастным видом напротив и ничего такого ей не предлагает.
Обычно молодые люди, в какой бы стране они не жили, без труда обмениваются знаками, сигналами, находят общий язык, а затем и друг друга; однако во Франции, будь они даже выходцами из одного сословия, между ними могут возникнуть классовые препятствия. Да, была ночь, огни, звезды, музыка — но мсье Фовель и мадемуазель Птипьер были сейчас в опасности потерять друг друга.
Потому что мсье Фовель смотрел на Наташу глазами, затуманенными любовью — но понимал, что её настоящеё место здесь, с богатыми и беспечными. Она — не для него. Он вел довольно скромную жизнь, в этом ресторане был впервые, и то потому, полагал он, что мадам Харрис и Наташа согласны терпеть его общество. Между блистательным созданием — суперзвездой Диора — и маленькой уборщицей возникла диковинная дружба.
Да он и сам, можно сказать, полюбил миссис Харрис. В этой англичанке было нечто, затронувшее глубины его души.
И Наташа тоже понимала, что её выталкивает из жизни Андре Фовеля та самая буржуазная респектабельность, та самая солидность среднего класса, о которой она так мечтала. Он никогда не сможет жениться на ней, ведь она, как должны думать люди среднего класса, испорчена, взбалмошна, избалована вниманием и даже не имеет приданого. Нет — никогда. Он, конечно, выберет славную, простую дочку одного из своих друзей из того же среднего класса, или познакомиться со славной, простой незнакомкой; или невесту выберет ему сестра, которая сейчас в отъезде. И он будет жить спокойной семейной жизнью, и у него будет много детишек… Ах, как хотела бы она стать этой его женой, и делить с ним эту спокойную жизнь, и сама родить ему этих детишек!..
Оркестр заиграл заводную «Ча-ча-ча». На столике между ними слегка дымилась открытая бутылка шампанского. Они ждали, когда принесут новое блюдо (а именно, если вам интересно — потрясающий «шатобриан»). Вокруг не смолкал гул голосов — а они сидели в молчании.
Миссис Харрис стряхнула с себя тень печали, ощутила восхитительную радость жизни и красоты, бурливших вокруг, и вдруг заметила состояние своих спутников. Надо было что-то делать.
— Вы что, танцевать не собираетесь? — поинтересовалась она.
Мсье Фовель покраснел и пробормотал, что он-де давно не танцевал. Разумеется, он только о том и мечтал — но не хотел принуждать Наташу терпеть объятия, которые, возможно, были ей неприятны.
— И мне что-то не хочется танцевать, — прошептала мадемуазель Птипьер. Она все бы отдала за то, чтобы оказаться с ним на танцплощадке — но не могла ставить его в неловкое положение, после того, как он так явно выразил нежелание общаться с ней ближе, чем требовали долг и вежливость.
Но чуткие ушки миссис Харрис, конечно, уловили и пустоту их голосов, и явную для неё несчастливую нотку — и её внимательные глазки оценивающе переходили с одного на другого.
— Послушайте-ка, — сказала она, — что это такое с вами?
— С нами?.. Ничего.
— Конечно, ничего.
Пытаясь доказать ей, что всё в порядке, мсье Фовель и мадемуазель Птипьер принялись весело болтать, в основном с миссис Харрис, старательно избегая глядеть друг другу в глаза. Им удалось продержаться целую минуту, а затем беседа увяла. Молчание повисло ещё тяжелее, чем прежде.
— Фу ты, — сказала миссис Харрис. — Ну и дура же я. Я-то считала, что вы уже обо всем поговорили давным-давно!
Она повернулась к мсье Фовелю и спросила:
— У вас что, языка нет? Чего ждете-то?
Мсье Фовель покраснел, как красный фонарик в листве над ним.
— Но… но… я… то есть я… — запинаясь, пробормотал он, — она же никогда…
Тогда миссис Харрис обернулась к Наташе.
— Ну а вы? Вам что, трудно немножко ему помочь? В мое время, если молодая леди, бывало, полюбит парня, так она даст ему знать достаточно скоро. Как, по-вашему, я своего благоверного заполучила, а?
Фонарик над черной головой Наташи был белый, и она побледнела, тоже приняв цвет фонарика.
— Но Андре ведь не хочет…
— Тьфу ты, — сказала в сердцах миссис Харрис. — Он как раз хочет. И вы тоже. Глаза-то у меня есть! Вы оба любите друг дружку. Так что вам мешает?
Мсье Фовель и Наташа начали отвечать ей одновременно.
— Он не станет…
— Она не сможет…
Миссис Харрис захихикала самым ехидным образом.
— Ну что, влюблены вы или нет? Так кто чего не сможет?
Молодые люди в первый раз взглянули друг другу в глаза, — и увидели всё. Они глядели, не в силах отвести взгляд, и впервые на их лицах открыто проступили надежда и любовь. В уголках прекрасных глаз Наташи блеснули слезы.
— А сейчас прошу прощения, — объявила миссис Харрис многозначительно, — я должна навестить свою тётушку.
Она встала и направилась к ресторанному павильону.
Вернулась она через добрых пятнадцать минут. Наташа была в объятиях мсье Фовеля, а он — на танцплощадке; она прижалась к его груди, и её лицо было мокро от слез. Но как только они увидели, что миссис Харрис вернулась к столику, они бросились к англичанке и обняли ее. Мсье Фовель поцеловал миссис Харрис в одну щёчку, похожую на чуточку увядшее румяное яблочко, Наташа в другую. Потом девушка обхватила шею миссис Харрис и заплакала, выговорив сквозь слезы:
— Дорогая, дорогая миссис Харрис! Я так счастлива! Вы знаете, мы с Андре собираемся…
— Надо же, — ответила миссис Харрис. — Скажите, какая неожиданность! Как насчет капельки шипучки — отпраздновать это дело?
И они подняли бокалы с искрящимся шампанским; и это была самая веселая, чудесная, счастливая ночь в жизни миссис Харрис.
12
И вот, наконец, настал день, когда «Искушение» было полностью готово, и пришло время для миссис Харрис вступить во владение её сокровищем, закутанным во множество слоёв тонкой гофрированной бумаги и уложенным в роскошную картонную коробку с вытисненной в золоте огромными буквами надписью «Диор».
По этому случаю около одиннадцати часов в салоне Дома Диор было устроено маленькое торжество (миссис Харрис улетала вечерним рейсом). Появилась бутылка шампанского, и миссис Харрис принимала поздравления от мадам Кольбер-Наташи, мсье Фовеля и всех закройщиц, подгонщиц, портних и гладильщиц, которые не покладая рук работали, чтобы в рекордный срок сшить ей платье.
Они выпили за её здоровье и благополучное возвращение домой; и ещё были подарки — дамская сумочка настоящей крокодиловой кожи от благодарной мадам Кольбер, наручные часики от не менее признательного мсье Фовеля, перчатки и духи от более чем благодарной Наташи.
Мадам Кольбер обняла миссис Харрис, поцеловала и прошептала на ухо:
— Вы и правда принесли мне счастье, моя дорогая. Скоро, я думаю, я смогу написать вам о большом
