пижамной вечеринки в следующую пятницу.
Марта взволнованно хлопает в ладоши.
— Те, с розовыми кроликами?
— Да!
— Ты должна посмотреть на мою пижаму — на ней нарисованы брокколи и написано «Съешь меня».
— Какая прелесть! А на моей — обезьянки!
— А на моей — киты, — заявляю я, чтобы привлечь их внимание, и в награду получаю сразу три заинтересованных взгляда. Однако сейчас я не намерена тратить время на пижамные штаны. — Позвоните мне, если увидите ее, — говорю я и упрямо стою у них над душой, пока не убеждаюсь, что они все записали мой номер в свои телефоны.
Возвращаясь по коридору обратно, я выкапываю телефон со дна сумки. Обычно я держу его выключенным, потому что до сих пор не удосужилась завести приличные мелодии на звонок, — да и, честно говоря, кроме папы и Марси, мне почти никто не звонит. Телефон показывает полную батарейку и тихо говорит мне «спасибо». Я набираю домашний номер. На третьем гудке Марси поднимает трубку, и я, стараясь говорить спокойным ровным голосом, спрашиваю, вернулась ли Кэролайн домой.
— Она уже звонила и сказала, что останется у Аманды. Я спросила, не хочет ли она захватить одежду, но она ответила, что одолжит что-нибудь. У нее был расстроенный голос, — говорит Марси, и за помехами связи я различаю в ее голосе тревогу. — Что-то случилось?
— Ничего. Просто кое-какие дела с мальчиками, — вру я.
— Тогда почему ты звонишь?
Одно очко в пользу Марси.
— Одна из ее подружек сказала, что она забыла кое-что в шкафчике, и я хотела ей это передать.
Кажется, Марси поверила. Заявив, что мне пора на теннисный матч, я вешаю трубку и направляюсь к боковому коридору, планируя сделать несколько кругов по школе в поисках Кэролайн. Я начинаю чувствовать себя глупо — она, наверное, зализывает свои раны в каком-нибудь уютном и безопасном местечке, полном привлекательных мальчиков. В худшем случае мне придется проверить мужскую раздевалку.
Проходя мимо открытых дверей пахнущего химикатами научного крыла, я слышу пронзительное хихиканье, которое я узнала бы где угодно.
— Нил, перестань, — щебечет Виолетта, но по ее голосу не скажешь, что она хочет, чтобы он перестал. Я вбегаю в кабинет физики и вижу, что Нил щекочет Виолетту роботом с дистанционным управлением.
— Спасибо, что пришла на встречу клуба робототехники, — говорит он Виолетте, которая наклоняется и с большим любопытством трогает робота за голову. — Интересно, где Адам? Он обещал быть.
— Нам нужно дать ему имя, — говорит Виолетта. Она берет карандаш и прикасается им к плечу робота. — Я нарекаю тебя... Симоном.
— Симоном? Ты только что назвала робота Симоном?
— А что не так с именем Симон? Так звали моего брата.
— Я не знал, что у тебя есть брат.
Виолетта с печальным вздохом опускает глаза долу:
— Его уже нет.
— Мне очень жаль, — говорит Нил, немедленно раскаиваясь.
— Это уже не важно. Это было давно. — Она бросает на него значительный взгляд из-под ресниц. — Очень, очень, очень, очень... Софи! — восклицает она, заметив меня в дверях. — Ты не должна быть здесь.
— Как и ты.
— Мы рано вернулись! А поскольку я обещала Нилу, что буду ходить на встречи клуба робототехники, пока в него не вступит еще хотя бы один человек, то... Что случилось?
— Я не могу найти ни свою сестру, ни Влада.
Нил, гоняющий робота по кругу, останавливается:
— В середине последнего урока я видел, как они разговаривали.
У меня сжимается желудок.
— Правда?
— Ну да. Я забыл взять графический калькулятор, а ее шкафчик рядом с моим, — говорит он. — Ну, знаешь, Гарвилл... Гарретт. Этот чертов алфавитный порядок.
Пытаясь сдержать панические нотки в голосе, я спрашиваю:
— О чем они говорили?
— Не знаю. Я привык отключаться, когда вижу ее. Большинство ее взаимодействий с людьми включает громкие поцелуи. — Он прерывается, увидев на моем лице выражение, которое, наверное, лучше всего описывается словом «ужас». — Эй, да все в порядке. Это было похоже на дружескую беседу. То есть сначала она была в ярости, но потом он проникновенно посмотрел ей в глаза и они ушли вместе. — Нил закатывает глаза, как будто он сам не смотрел проникновенно в глаза Виолетты на протяжении нескольких последних недель.
— И куда они пошли? — спрашиваю я.
— Хм. Наверное, пошли целоваться?
— Куда?
Нил начинает нервничать. Он вертит в руках пульт дистанционного управления, заставляя Симона растерянно крутиться кругом.
— Я не знаю, — нервно отвечает он. — Где люди обычно целуются?
— У меня сейчас нет времени на сарказм, Нил.
— Но я правда не знаю!
Я поворачиваюсь к Виолетте, не в силах скрыть панику.
— Я пойду искать остальных, — говорит она. — Они сейчас должны быть дома.
— Я пойду с тобой, — вмешивается Нил, но Виолетта жестом приказывает ему снова сесть.
— Оставайся с Симоном. Это семейное дело.
Когда он начинает протестовать, она смотрит ему прямо в глаза. Плечи Нила опускаются, и он начинает возиться с несколькими ослабшими винтиками.
— Виолетта! — упрекаю я ее. — Я никогда не видела, чтобы ты это делала.
Она смотрит на меня невинно, как мультяшный кролик:
— А что? Нам нужно, чтобы он остался! А в журналах пишут, что мы можем использовать женские хитрости. Не понимаю, чего ты боишься.
Сомневаюсь, что «Севентин» отнес бы способность вампиров контролировать мысли к «женским хитростям», но сейчас не время об этом спорить. Она бросается к выходу, и я стараюсь не волноваться о том, что мужская часть нашей компании на время исключена из игры.
Теперь я всерьез начинаю искать Кэролайн. Влад исчез вместе с ней сразу после полудня — слишком рано, чтобы прямые солнечные лучи ему не угрожали, — поэтому они должны быть внутри какого-нибудь здания, в каком-нибудь отдаленном и пустынном месте. Я проверяю зрительный зал, думая, что он мог спрятать ее за кулисами, Но тяжелый красный занавес открыт, и группа учеников, пользуясь незанятой сценой, репетирует хоровые партии для школьного мюзикла. Затем я проверяю музыкальный холл, но он ярко освещен и наполнен звуками безжалостно терзаемых тромбонов и труб. Поиски в раздевалках — женских и мужских — не дают ничего, кроме удивленного Дэнни Бауманна с голым торсом, который произносит: «Йоу, Южная Америка. А ты немного странная, правда?» и, когда я застываю на месте, ослепленная его великолепием, треплет меня по голове и уходит.
«Думай, Софи. Думай». Если он исчез с ней до четвертого урока, он должен был отвести ее в какое-то место, которое оставалось бы пустым примерно до часа дня. Это исключает все кабинеты дирекции и учительскую, а в библиотеке всегда есть по меньшей мере библиотекарь и несколько учеников из штрафного класса. Остается только столовая, и когда я задумываюсь об этом, то понимаю, что это имеет смысл. Сегодня у Ученического совета нет собрания, поэтому в столовой не должно быть ни одной из этих
