зловонном воздухе коридора.
– Что ж,- сказал Сен-Жермен, отворачиваясь от окна,- все кончено.- Положив руку на плечо Кошрода, он повел его прочь.- Ты сегодня опять участвуешь в скачках?
– Да, И еще завтра. Красным на этих играх не очень везет, они делают на меня ставку.- Потухший взгляд молодого перса несколько оживился. Он провел в Риме семь лет, но так и не смог привыкнуть к царящим здесь нравам.
– Может, тебе вообще нет смысла за них выступать? Я не римлянин, в скаковые фракции меня не берут У тебя имеется выбор. Можешь примкнуть к синим, к зеленым, к белым…
– К пурпурным, к золотым,- добавил Кошрод.- Цвет не имеет значения. Скачки есть скачки, во что ни рядись.
– Тогда шел бы к зеленым. Император их любит, он щедро награждает возниц. Через лабиринты залов, лестниц и переходов они двигались к той части цирка, где располагались конюшни и колесницы.
– Когда они побеждают. Когда проигрывают, он столь же рьяно карает своих любимцев. Сегелиона из Гадеса 11 привязали к его же упряжке и хлестнули коней. Он умер.- Кошрод помолчал и взглянул на хозяина.- Возницы здесь долго не живут.
– Очередная жестокость,- задумчиво произнес Сен-Жермен.- А ведь всего несколько лет назад он сам наложил запрет на кровопролитие в цирках. Теперь же…- Лицо его помрачнело, он надолго умолк.
Когда вдалеке послышались голоса и ржание лошадей, Кошрод схватил хозяина за руку. Сен-Жермен остановился, вопросительно глядя на перса.
– Мой господин, я… мне надо… могу я задать вопрос?
Раб говорил шепотом и казался смущенным. Сен-Жермен помолчал, потом произнес:
– Говори.
– Ты… ты ляжешь спать с Тиштри? Сен-Жермен сам был когда-то рабом и не удивился вопросу. Он высвободился из хватки.
– Нет. Она ранена.
– Ты будешь один? – Кошрод зажмурился, ожидая удара.
– Один? – переспросил Сен-Жермен с едва уловимым оттенком иронии.
– Есть ли у тебя кто-то еще? – Раб знал, что зашел далеко, но готов был идти дальше.
В глазах Сен-Жермена мелькнула тень, и на какой-то миг его взгляд сделался отстраненным.
– Нет. Кроме Тиштри, у меня нет никого. Кошрод потупился, собирая всю свою храбрость в
кулак, потом, глядя в сторону, прошептал:
– Тогда… не захочешь ли ты взять меня?
Он понимал, что за дерзость его могут продать. Или сослать – в Тревири, в Диводур, в Петовион, но главное было сказано. Раб ждал приговора.
– Я очень стар, мальчик,- мягко произнес Сен-Жермен.
– Ты одинок,- пробормотал Кошрод.- Так же, как я. Мы оба…
Губы того, к кому он стремился, насмешливо искривились.
– Мы оба с тобой одиноки как отпрыски государей, потерявших корону? Не это ли ты хочешь сказать, принц Кошрод Кайван? – Молодой человек вздрогнул.- Да-да, я знаю, кто ты такой. Тебе повезло, что тебя продали в рабство. Другой узурпатор мог бы быть менее сердобольным.
– Он поджарил на вертеле моего отца! – вскричал Кошрод.
– Но пощадил его детей. И даже не оскопил мальчика. То есть тебя. Помни об этом. Нравы Персии улучшаются, это отрадно.
Один из пробегавших мимо конюших обернулся и прокричал:
– Эй, парень, поторопись! Я приготовил твою колесницу!
– Сейчас, Брик.- Глаза молодого перса стали печальны.- Ты продашь меня? Или сошлешь?
Сен-Жермен усмехнулся.
– Надо бы, но не стану. Я… тронут твоим… вниманием.- Он резко переменил тон: – Ступай. Желаю удачи.
Кошрод сделал последнюю попытку спасти положение.
– Тиштри однажды призналась, что… что ты ведешь себя не так, как другие.
– Очень возможно,- сухо сказал Сен-Жермен.
– Это бы не имело значения,- настаивал перс.
– Ты уверен?
Очередной долгий вопль, вырвавшийся из шестидесяти тысяч глоток, заглушил все посторонние звуки. Когда он затих, Сен-Жермен произнес:
– То, с чем ты можешь столкнуться, граничит со смертью.
От слов этих веяло холодом, но молодой человек рассмеялся:
– Смерть? А разве сейчас она далеко?
Он повернулся и, не взглянув больше на хозяина, направился к ожидавшей его колеснице.
Письмо к Нерону.
