Его потертый кожаный камзол был распахнут, рубаха выбилась из штанов.
— Ты просто не любишь работать! Даже если сам Лоренцо наймет тебя для постройки собственного дворца, ты все равно останешься недоволен.
Остальные рабочие засмеялись.
— А вы таки всем довольны? — озлился Гаспаро. — Вам постоянно указывают, что делать, и вы согласны это терпеть? — Он ковырнул носком башмака верхний слой отборной засыпки. — Если бы этот выскочка заявился сюда, я бы потолковал с ним по-свойски!
— И что же ты бы мне сказал?
Звучный приятный голос был весел.
Рабочие замерли, глядя наверх. Гаспаро в сердцах поддал подвернувшийся под ногу камешек и что-то пробормотал сквозь зубы.
Над ними стоял Франческо Ракоци да Сан-Джермано. Его черный, отороченный мехом камзол и совершенно белая шелковая рубашка выдавали в нем чужеземца, как, впрочем, и легкий акцент, и странноватого вида нагрудный орден, в теле которого тускло горели рубины. Костюм довершали русские подкованные сапожки, черные перчатки и французская шапочка, ловко сидящая на коротко подстриженных волосах.
— Ну? В чем дело?
Гаспаро поднял глаза.
— Я сказал бы, — солгал он, — что пора по домам. Собирается дождь.
— Он начнется не скоро. А вы ведь еще не выполнили урок!
Ракоци легко спрыгнул на дно котлована и сумел устоять на ногах. Рабочие переглянулись. Никто из них на такое бы не решился — котлован был глубок.
— Засыпано славно! — похвалил он рабочих, затем среди полного молчания стал обходить площадку. — Скоро приступим к заливке, а?
Энрико почтительно поклонился.
— Надеюсь, все сделано правильно, господин? Мы старались следовать вашим распоряжениям.
— Все ли из вас? — спросил Ракоци, глядя на Гаспаро — Продолжайте в том же духе, пока меня все устраивает. Благодарю!
— Нам приятно слышать это, мой господин!
Энрико ждал, наблюдая, как чужеземец меряет большими шагами засыпку.
Ракоци присел и поворошил гравий рукой.
— Ну что ж! Неплохо! А я уж, признаться, думал, что мои слова мало что значат для вас.
Он подбросил вверх один камешек, поймал и снова подбросил.
Строители угрюмо переминались с ноги на ногу. Гаспаро крякнул и вышел вперед.
— Ваши слова ничего не значат! — заявил он вызывающе — Вы ничего не смыслите в этих делах. Я всю свою жизнь строю дома, как учил меня мой отец, и утверждаю, что все ваши ценные указания вздорны. Мы понапрасну теряем и время, и силы! Так работать нельзя!
Он напрягся, ожидая окрика или удара. Он был уверен, что через секунду его погонят взашей. Но ничего подобного не случилось.
— Браво! — тихо сказал Ракоци, улыбаясь. — Амико мио![2] Ты, скорее всего, совершенно прав! Но, тем не менее, ты будешь делать что велено, и никак не иначе!
Гаспаро выпятил челюсть и подбоченился.
— Это еще почему?
— Да потому, карино,[3] что я вам плачу! Я нанял вас, чтобы вы строили то, что мне хочется, и так, как я прикажу! Хотите работать по-своему, ступайте к кому-то другому!
Он продолжал улыбаться.
Несмотря на то, что Ракоци был невысок, что-то заставляло рабочих смотреть на него словно бы снизу вверх.
— За хорошие деньги вы бы взялись возвести даже китайскую стену, разве не так?!
Энрико с Лодовико переглянулись и рассмеялись, только Гаспаро остался угрюм. Он заносчиво глянул на человека в черном.
— Если вы полагаете, что во Флоренции чужеземцам дозволено все…
— Я полагаю, — перебил его Ракоци, — что язык денег всем внятен! Я полагаю, что, если бы это было не так, Флоренция прозябала бы в нищете.
Он размахнулся и далеко отбросил камешек, которым играл. Тот покатился по гравию и затих.
Рабочие вновь переглянулись. Слова заказчика удивляли, но в них имелся резон.
— Если строить привычным вам способом, дворец простоит… ну, сколько?… ну, может быть, триста лет… — На лицо Ракоци набежала тень. — А это не много. Три века, четыре, пять… не имеет значения. Я хочу, чтобы это палаццо стояло тысячу лет! — Он опять улыбнулся. — Я понимаю, это почти невозможно! Но вы все-таки попытайтесь! И уж будьте любезны, спрячьте свой норов в карман, даже если мои указания вас раздражают!
— Тысячу лет? — Гаспаро был ошеломлен. Этот Ракоци точно свихнулся. Зачем его дому стоять тысячу лет? Он даже лет через сто не будет ему нужен!
— Я так хочу, — просто ответил Ракоци.
Лодовико хихикнул и, не таясь, подмигнул Джузеппе.
— Но ведь у господина нет детей. У него нет даже жены! Кто унаследует то, что мы тут построим?
— Кто унаследует?
Темные глаза сузились Лицо Ракоци посуровело.
— Я возвожу этот дом для себя. И хлопочу лишь о собственных нуждах!
На дне котлована воцарилась мертвая тишина. Потрясенные рабочие зябко поеживались, и вовсе не от порывов осеннего ветерка.
Гаспаро нахмурился. Он, кажется, понял, чего от них тут хотят, и задохнулся от возмущения.
— Ваша милость, мы склепов не делаем! Если вам нужно что-то такое — обратитесь к кладбищенским мастерам!
Какой-то отблеск мелькнул в глазах Ракоци при этих словах, и взгляд его неожиданно потеплел.
— Неужели же для тебя это так важно, амико?
— Я — строитель, — объявил гордо Гаспаро, ударяя себя в грудь кулаком. — Я строю дома для живых, а не для мертвых!
Рабочие взволнованно зашевелились, переговариваясь между собой. Было видно, что все они согласны с Гаспаро. Даже Карло, делавший вид, что его это все не касается, послал приятелю одобрительный жест.
— Ну что ж! Превосходно! — Ракоци улыбнулся.
— Вы можете тут улыбаться сколько хотите, патрон, — продолжил Гаспаро, — от этого ничего не изменится. Вы говорите, вам нужен дворец, который стоял бы тысячи лет! Прекрасно! Вы учите нас, как надо работать. Я лично не выношу этого, но вы — хозяин, и ваше слово — закон! Однако ни за какие деньги вам не удастся заставить меня строить не жилище, а оболочку! — Он вновь подбоченился и с вызовом наклонился вперед. — Смейтесь надо мной, если вам нравится, но я не позволю вам смеяться над моим ремеслом!
Ракоци только кивнул.
— Золотые слова!
В его ответе не было ни иронии, ни осуждения.
— Я уверяю вас, что сам не хочу, чтобы мой дом пустовал, и, будь уверен, позабочусь об этом! Иначе зачем бы мне вам столько платить? Зачем беспокоиться, так ли заложен фундамент?
И правда, зачем? Гаспаро пожал плечами.
— Ладно, хозяин. Если все обстоит, как вы говорите, я перечить не стану. Стройте себе хоть из золота. В конце концов, мне дела до этого нет!
— Разумная мысль. Я рад, что мы наконец объяснились. И рад, что ты столь ревниво относишься к
