Егоров Алексей
Вор Города. Ренегат
Глава 1. Церковный пасынок
Ежегодные праздники в Кафедральном Соборе издревле отмечались с особым размахом. Служители культа не скупились и старались всячески поразить воображение представителей мирской власти. В их руках были сосредоточены огромные ресурсы, знания, умения, на которых зиждилась власть Церкви.
Но этот год ознаменовал изменения в обычном распорядке праздников.
Торжества, приуроченные к важной дате — приходу зиму, концу этого и начала следующего года — в этот раз отличилась удивительным столпотворением. Но то были не миряне, то были сами служители Церкви: епископы, аббаты, монахи и просто послушники — от вышестоящих до нижестоящих. Многие служки вынуждены были ожидать окончания церемонии вне стен Собора, замерзая от колючего ветра и холодных снежинок.
В этом году отцы Церкви решили собрать всех или хотя бы большинство служителей в одном месте. Сделано это было из-за недавних событий, произошедших в середине осени.
До поры отцы Церкви отделывались лишь личными замечаниями по поводу случившегося, но сама организация хранила молчание. Прошедший год теперь называли знаковым — это был первый вестник апокалипсиса, предсказанном в писаниях святых.
Церкви как никогда прежде понадобилось единство.
Посторонних на праздник не пригласили, и сам праздник теперь больше напоминал панихиду по усопшему. Хоронили, очевидно, прошлое.
Напряжение витало в стылом воздухе Кафедрального Собора, служители стояли так тесно, что уже готовы были разбраниться, но их сдерживала близость к святому и страх перед инквизицией. Лишь в одном месте зала было относительно свободно, никто не решался стоять рядом с Галентом.
Вокруг худощавого человека образовался круг пустоты, в который никто не решался входить. С недавнего времени близость к монаху стала расцениваться как опала. Его покинули друзья, которые были всего лишь его коллегами по 'цеху'. Инквизитор Галент находился в Соборе лишь потому, что его дело отложили на время. Были дела и поважнее, чем разборки с каким-то монахом. Отцы Церкви спешили закончить все формальности и перейти к более важному вопросу.
Галент без интереса слушал монотонную молитву и даже не пытался состроить рожицу одухотворения, как все его братья. Он явился в Кафедральный Собор не по своей воле и теперь вынужден был терпеть пренебрежение, страх, ненависть, насмешку — чувства, которые как снаряды метали в него братья.
'У этих самих давно пропало смирение' — подумал Галент.
Он хотел уйти из этого недоброго места, но окружающая его со всех сторон стена из человеческих тел походила на непробиваемый монолит. Никто не смотрел на него прямо, но косых взглядов — хоть отбавляй.
Тут, у дальней стены Собора люди могли больше времени уделять своим мыслям, нежели у алтаря. Там-то священники вынуждены не просто играть роль истово верующих, там они обязаны быть искренними! Иначе пламя очистит их души от неправедных помыслов.
Галент усмехнулся, представив как очередного жреца сожрет неистовое пламя. Пусть гибнут за веру, если так хотят, уж он-то точно не будет дожидаться, когда за него возьмется инквизиция.
А началось все давно, еще с младых лет Галент не отличался большой верой, но умело это скрывал, потому и добился определенных успехов на поприще. Его могли подозревать в недобрых делах, которые он на самом деле вел, но прямых доказательств ни у кого не было. До недавнего времени.
Случилось это за месяц до того случая, из-за которого епископы решили созвать всех служителей в Кафедральном Соборе.
Некто, как многие думали, похожий на Галента умудрился убить двух инквизиторов и их помощников. Эка невидаль, ребята забрались в Гончарню, вот и поплатились за свой снобизм. Думали, что их не тронет тамошний люд, наивные. Галент не переживал за души 'невинных' инквизиторов, но это убийство хотели приписать ему.
Проблема в том, что эти люди искали его — Галента. И для многих теперь стало очевидно, что это он их и убил. Поди докажи обратное.
Галент был еще на свободе лишь потому, что ни у кого не было прямых доказательств, но, проведя месяц в казематах храмового комплекса Гончарни, он понял — пора линять, ему не рады. Он и не думал связывать свою судьбу с Церковью и ее бешеными псами, но никогда бы не решился в открытую противостоять ей. Это же безумие!
Кто бы ни убил тех инквизиторов, он никогда не признает своей вины. За такое полагается даже не костер, о нет, для таких грешников у отцов есть более страшные пытки. Вечность мучений, настоящий ад в этой жизни. Будучи боевым братом Церкви, Галент знал, какие пытки могут измыслить святые отцы. Им не чужда жестокость, они искренне верили, что через боль рождается искупление. Сам же Галент считал, что отцам просто нравилось делать 'грешников и еретиков' такими же безумцами, как и они сами.
От неминуемого суда Галента спасло лишь появление того безумного механиста, о котором судачили до сих пор. Газеты упорно молчали о случившемся, запуганные и магами и Церковью, но многочисленные свидетельства подогревали слухи, которые с каждым днем становились все чудней и чудней. Галент не видел ничего невозможного в том, что какой-то механист смог создать живого голема из металла, но не верил во все остальные россказни, о которых даже сидельцы в темницах болтали. Галент, к счастью, не долго наслаждался своими дебиловатыми сокамерниками, вскоре его выпустили, но лишь для того, чтобы запереть в келье.
И вот, спустя несколько месяцев его наконец-то вывели на свежий воздух и заставили стоять в этом продуваемом всеми ветрами Соборе. Галент поежился и незаметно вытер сопли. Тюремщики рассчитывали сломать его, выжать из него силу, чтобы превратить в гнилое подобие человека. Но у них ничего не вышло. В каземате оказалось уйма свободного времени, а святые писания, которыми его снабдили в келье, всегда были несколько… тяжеловесны. Одной такой книгой был убит аббат монастыря Святого Терса.
Но, конечно, никто не забыл об убитых инквизиторах. После того, как святые отцы выговорятся о грядущем конце света, воцарении царства тьмы и ужаса, чьим слугой был тот механист и его демоническое отродье, вот после они примутся за Галента. Им же понадобится козел отпущения? Верно! Им понадобится предатель, паршивая овца, которая взвалит себе на плечи все грехи Церкви и ее служителей.
'А ты, брат Галент, ой как грешен, не отрицай' — с иронией думал он, — 'для того тебя и ввели в этот Собор, дабы ты напомнил о своем существовании'
Естественно, Галент не желал становиться жертвой, которая искупит все грехи всего этого треклятого мира. Нет, он не желал расставаться со своей жизнью и плясать со смертью на колу. Нет, он хотел жить! А раз так, то следовало покинуть своих бывших наставников, которые пытались извратить его душу своими лживыми фантазиями на тему вечного блаженства после смерти. Блаженство возможно, но только здесь и сейчас! Галент верил только в эту истину, потому и вел свою игру.
Днем он был примерным монахом, на которого послушники взирают с должным почтением, а ночью… ночью, о-о! Галент зажмурился от удовольствия. Ночью он превращался в настоящего, живого человека, свободного от оков общества, могущего все, что пожелает. Свобода опьяняла крепче вина, Галент не мог бороться с искушением. Он получал удовольствие, живя на грани, он не ведал страха наказания, что в этой жизни, что якобы после.
Это было прекрасное время, время игры меж двух огней. Галент представлял себя голозадым
