Потом лихорадка огня прошла По центру, по белым дворцам, По бульварам. Слепящая взвихренная метла Счищала дома догола, дотла И все расширяла площадь пожара. Сгорал тротуар — Занималась грязь. Кусты дотлевали — Песок дымился. В сады словно осень вдруг ворвалась — Листва пожелтела. Зола взвилась: С началом пожара шторм появился. Народ бежал из подвала в подвал, В овраги, в щели, Где воздух не жжется, Казалось, по улицам Волга льется. Народ за вокзал, пригнувшись, бежал И, задыхаясь в дыму, ночевал В водопроводных колодцах. Была эта полночь светлее дня. Валились свистящие катакомбы. И странная мысль навестила меня, Что враг ужаснется лавины огня, Замрет, от страха лицо заслоня, — Куда уж тут сбрасывать новые бомбы! Но враг бросал, Кружил и бросал, Бомбил, поджигал, По часам — аккуратно. Его не страшили детей голоса: И через каждые четверть часа Он, нагрузившись, летел обратно. Пора бы уж, вроде, фашисту знать, Что стойки у нас города, как и люди, Что сжечь наш город — не значит взять: И, раненый, будет он жить и стоять, Захваченный, будет врага карать, До полной победы сражаться будет. Крича во весь рот, от машин в стороне, Высокая девочка в степь летела, Она от огня убежать хотела, Но пламя несла на своей спине: На девочке кофта сзади горела. Вот так от рыси олень бежит. Глаза ему страхом смерти расперло, Он лес ломает, Он весь дрожит, Он с маху берет болот рубежи, А рысь на хребте у него лежит И, не спеша, подбирается к горлу. Теряя повязки и костыли, Из бывшей гостиницы «Интуриста», Сжав бледные губы, В поту, в пыли, Больные и раненые ползли На Волгу, к воде от огня, на пристань. Какой-то старик лежал на песке. Быть может, профессор, А может, слесарь. Кровавая ссадина на виске. И, мертвый, зажав тетрадку в руке, Он к ходу борьбы не терял интереса. Он всем существом своим — Тихий, седой И словно подвергнутый страшным пыткам — Коленом И вскинутой вверх бородой, Носком сапога И рукой худой, Казалось, указывал цель зениткам. Зенитки стреляли, стволы раскаля, По тридцать, по сорок минут без умолку С бульваров зеленых, С баржи, С корабля, И все мостовые, Вся земля Была в нарезных железных осколках. А город, пригнувшись, пережидал, Когда ослабеют огонь и налеты, Он только со стоном зубы сжимал. Так альпинисты снежный обвал Пережидают в расщелинах скал, Чтоб снова рвануться в небо, в высоты. Огонь разрастался. Отплатим врагу За новое, страшное, черное дело! В беззлобной душе нашей зло накипело… Горели кварталы — писать не могу… Пять суток свистело на берегу. Но нет, это в наших сердцах горело. Один элеватор сломить не могла
