— Тщеславие? — сказал Константин, забрал список, пробежал глазами. — Не думаю. Вот он. Зовите своего нотариуса, зовите.
— Все-таки я о вас лучше думал.
— Сомневаюсь.
— Правильно делаете. Давайте утром.
— Хорошо. — Константин посмотрел на учетчика. — Через три часа общее построение. Все должны быть. Кроме больных, разумеется.
— Не пойдут, — сказал тот.
— Прикажут, пойдут!
— Так, кто прикажет?
— Первые и вторые помощники.
— Не станут они этого делать.
— Вот. Вот эти через час должны быть у меня. Буду раздавать инструкции. Скажите: их зовет капитан торговой шхуны 'Офелия' Константин Рум. Они меня знают.
— Это действительно вы? — удивился учетчик.
— Вот видите, — прозвучало чуть надменно. — Они придут. Да еще. При мне застрелился человек. Кто-то из старших. Я не знаю ваших людей. Я спрятал его в последней лодке под брезентом. Через пол часа, чтобы весел на рее… где-нибудь там, в конце.
— Как это?
— Чтоб вы знали, на будущее: за невыполнения приказа Константин Рум вешает не раздумывая. Да, на голову ему, мешок оденьте.
— Понятно.
— Все химические препараты, а главное спирт у лаборантов изъять. Сколько у нас хлорки, краски, что на складах, особенно алкоголь интересует. Все это срочно. Штопальщикам — марлевые повязки, пусть начинают прямо сейчас.
— Зачем это?
— Во первых, тут нечем дышать, а так… и, может быть болезнь передается через воздух…
— В первый раз слышу… но, как скажете…
Картограф поверх карты разложил схему корабля.
— Всех с подозрением на чуму — в семнадцатый отсек. Больных, в тридцатый. Список огнестрельного оружия мне. Будем вооружать помощников. Здоровых, разумеется.
— Будете убивать этих несчастных?
— Если понадобится.
— Вот это, мне в вас нравится! — подал голос капитан.
Картограф посмотрел на Макса: — Крысы, коты, клопы, это потом. Так. — Склонился над схемой. — Пожар, откуда он начался?
Учетчик пожал плечами.
— Там, где-то внизу.
— Где-то внизу, — повторил Константин. — Насосы в тридцатом, это хорошо. Отсеки, почти не разделены, это плохо. Огонь здесь… и я думаю уже здесь, и это плохо, даже очень. А если отсюда, то шанс есть… Только на этот раз господа, тушить будут все. На верху останутся пятеро. Макс, за главного. А все остальные… — Посмотрел на капитана. — И 'старшие', и присутствующие…
— Ну это вряд ли, — возразил Фимион. — И медузу бы вам не отдал, но раз надо…
— Все! — строго сказал картограф.
— Скажите лучше, мы пойдем на рифы?
— Да.
— И что есть шанс?
— Учился бы так же хорошо, как вы, сказал бы: 'шанса нет', а так…
Обратился к Максу:
— Сейчас спустимся вниз, посмотрим, что у нас горит. — Посмотрел на Лемма. — Если, через час не вернемся…
… и остановился. Слева доносилось сбивчивое дыхание Макса.
— Да, это здесь, месье, — сказал он. — Третий ярус… думаю, это конец.
Константин взялся за дверную ручку.
— Не стоит идти дальше капитан: посмотрите, как из щелей валит…
— Останься здесь, — попросил он кашляя. — Надо знать точно, какой отсек…
— Какой смысл?
— Думаю, есть смысл.
— Месье, если пойдете туда, то уже точно не вернетесь… не делайте этого…
Константин уперся лбом в дверь, стиснул зубы.
— Я вернусь, не могу дышать… я сейчас, — уже за спиной слышался голос матроса.
'Вся в саже… грязная какая… а ручка хромовая блестит… странно… удивительные штуки, эти ручки… Ну чего Костя? Чего встал-то?.. Это просто дверь… Сколько их было… Еще ода… такая же как другие… Просто, еще одна дверь…'
С силой потянул ручку вниз, отворил, и, зажав рот платком, переступил порог.
К вечеру небо заволокло тучами, начало моросить. Ночью поднялся ветер, и полило так, что и дождевая накидка уже не спасала. Пришлось спрятаться в сторожевую будку. Пол часа он разглядывал пристань сквозь дождевые кляксы на стекле. Какие-то подозрительные крутились возле дорогих яхт у северного причала, но у них там свои сторожа. 'Вот обокрали бы какую, — размышлял он мечтательно, — разговоров было бы завтра. Можно было бы намекнуть на аванс. А так, скоро нас всех разгонят. В этом городе не так легко найти работу, а ведь когда-то…'
Согрелся, но за окном так завывало, а по крыше так колотило, что от одной мысли, о том что скоро опять делать обход, он ежился, и, чуть вскрикивая, вздрагивал.
'Как разросся город, как они все разбогатели… Тиру, что здесь есть, кроме порта… Тридцать лет сижу в этой будке… делаю их богатыми. Что бы они без меня?.. и где благодарность? Так, а это кто такие?!.'
Он вышел из будки и окликнул:
— Эй чего нужно?! Кто разрешил?!.
Всего человек пять, те самые, которых видел у соседей, нагло, преступно, теперь расхаживали по его участку. Тоже в дождевых накидках, с глубокими, скрывающими лица, капюшонами. Никто из них не обернулся на оклик, хотел повторить уже грубее, но осекся: он узнал голос начальника порта.
— …тогда убирайте Эти! — требовал тот, от длинного плаща слева. Плащ вскидывал рукава, и досадовал:
— Ну я же говорил! Я же объяснял!
— Он сюда не зайдет! — поддерживали длинного, плащи справа. — Эти шхуны тоже надо убирать! А мы не успеем… Да итак, он спалил бы нам всю пристань.
— Мы зря волнуемся, месье: они идут к восточной бухте, чтобы там посадить корабль на мель. Даже захотят, сюда они не зайдут.
Все пятеро поднялись к сторожевой будке. Длинный, по лестнице забрался на крышу.
— Как я и говорил, месье! Они повернули. Ветер попутный… через пол часа будут там. Пора отправлять вельботы, месье.
— Отправьте людей, пусть иолы с восточной тоже подключаются, — сказал начальник порта.
— К нам их нельзя пускать, — раздался, раздраженный женский голос. — Пусть пройдут карантин.
— Уже распорядился. Они будут в бараках на косе…
Сторож проводил их взглядом. Только, когда скрылись из виду опустил руку. Кажется, все это время он отдавал им честь, кажется не дышал. Теперь набрал в грудь воздуха, судорожно выдохнув, не спеша поднялся по скользкой лестнице на крышу. Подобно долговязому, приложив ладонь ко лбу козырьком, долго
