Реймонд Карвер
Осторожно
После бесконечных разговоров — которые Инес, его жена, называла «прояснением ситуации» — Ллойд из их общего дома съехал к себе на квартиру. У него было две комнаты с ванной на верхнем этаже трехэтажного дома. В комнатах потолок был резко скошен. Ходя по квартире, он пригибал голову. Приходилось наклоняться, чтобы посмотреть в окно, а, ложась в постель и вставая, следить, как бы не удариться. Ключей было два. С одним он входил в дом. По нескольким ступеням всходил на лестничную площадку перед дверью хозяйки. Потом поднимался еще на один пролет к двери своей комнаты и вставлял в замок второй ключ.
Однажды днем, возвращаясь к себе и неся в рюкзаке три бутылки шампанского «Андре» и кусок ветчины, он остановился на площадке и заглянул в гостиную хозяйки. Старуха лежала на ковре лицом вверх. Она, казалось, спала. Вдруг он подумал, не умерла ли она. Но телевизор работал, и он решил считать, что она спит. Он не знал, как к этому отнестись. Перекинул рюкзак с одного плеча на другое. Тут женщина кашлянула, придвинула левую руку к груди и снова замерла. Ллойд поднялся по лестнице и отпер свою дверь. Ближе к вечеру того же дня, выглянув из кухонного окна, Ллойд увидел старуху во дворе — в соломенной шляпе, с прижатой к груди рукой. Из маленькой лейки она поливала анютины глазки.
На кухне стоял холодильник, совмещенный с плитой, — крохотная конструкция, втиснутая между стеной и раковиной. Чтобы достать что-нибудь из холодильника, приходилось нагибаться, чуть ли не вставать на колени. Но это было не важно — он мало что там хранил, кроме сока, ветчины и шампанского. У плиты было две горелки. Он постоянно кипятил воду в кастрюльке и заваривал растворимый кофе. Но выпадали дни, когда он вообще не пил кофе — забывал, или просто не хотелось. Однажды утром он проснулся и сразу набросился на пончики и шампанское. Было время, несколько лет назад, когда он бы расхохотался над таким завтраком. А теперь он не увидел здесь ничего странного. Более того, он вообще об этом не задумывался, пока не лег в постель и не попытался вспомнить все, что делал за день, начиная с самого утра. Сначала он не смог вспомнить ничего примечательного. Потом вспомнил, как ел пончики и пил шампанское. Было время, когда он счел бы такой завтрак затеей слегка диковатой, о которой стоило бы рассказать приятелям. А теперь, чем больше он об этом думал, тем яснее понимал, что ничего интересного здесь нету. Да, он позавтракал пончиками с шампанским. И что?
В гостиной стояли обеденный стол, диванчик, мягкое кресло и телевизор на журнальном столике. За электричество платил не он, и даже сам телевизор был хозяйский, так что он часто оставлял его включенным на целые сутки. Но звук он включал, только если начиналось что-то интересное. Телефона не было; но для него это не было минусом. Ему не хотелось телефона. В спальне стояли двуспальная кровать, тумбочка, комод; при спальне была ванная.
В тот единственный раз, когда к нему пришла Инес, было одиннадцать утра. Он уже две недели как переехал и все думал, заглянет она или нет. Но при этом он пытался бросить пить, и поэтому был скорее рад, что один. Он дал это понять вполне ясно — ему нужнее всего остаться одному. В тот день, когда она пришла, он лежал на диване в пижаме и бил себя кулаком в правый висок. Прежде чем ударить в очередной раз, он услышал снизу, с площадки, голоса. Он узнал голос жены. Звук его был похож на ропот далекой толпы, но он понял, что это Инес и что пришла она не просто так. Он еще раз ткнул кулаком в висок и встал с дивана.
Проснувшись этим утром, он обнаружил, что правое ухо забито серой. Все звуки стали неотчетливы ми, и он словно утратил чувство равновесия. Весь последний час он пролежал на диване, то отчаянно трудясь над оглохшим ухом, то колотя себя по голове. Время от времени он массировал ушной хрящ или дергал за мочку. А потом снова яростно рылся мизинцем в глубине уха и раскрывал рот, как будто зевая. Он испробовал все, что только мог придумать, и уже был близок к отчаянию. Голоса внизу прервали свое бормотание. Он крепко стукнул по голове и допил стакан шампанского. Выключил телевизор, поставил стакан в раковину. Взял с сушки бутылку из-под шампанского, перенес ее в ванную и поставил под унитаз. И тогда пошел открывать дверь.
— Привет, Ллойд, — сказала Инес. Она не улыбнулась. Она стояла в проеме в ярком весеннем наряде. Раньше он не видел этого платья. Она держала холщовую сумочку с пришитыми с обеих сторон подсолнухами. Этой сумочки он тоже раньше не видел.
— Не думала, что ты меня услышишь, — сказала она. — Думала, ты ушел или еще что-нибудь. Но эта женщина внизу — как ее звать? Миссис Мэтьюз? — она сказала, ты у себя.
— Я тебя слышал, — ответил Ллойд. — Но еле-еле. — Он подтянул пижаму и провел рукой по волосам. — Вообще-то, я в жутком состоянии. Проходи.
— Уже одиннадцать часов, — сказала она. Вошла в комнату и захлопнула за собой дверь. Она вела себя так, словно не услышала его слов. Может быть, и в самом деле не услышала.
— Я знаю, который час, — сказал он. — Я уже давно встал. Я встал в восемь утра. Я уже посмотрел кусок «Этого дня». Но сейчас я просто рехнусь из-за одной вещи. У меня ухо забилось. Такое уже было, по мнишь? Мы жили еще у китайской кулинарии. Где дети нашли того бульдога с обрывком цепи. Мне пришлось пойти к доктору и промыть уши. Конечно, ты помнишь. Ты меня отвезла, и мы еще долго ждали. Так вот, сейчас то же самое. То есть так же плохо. Только теперь я не могу пойти к доктору. Потому что у меня нет доктора. Я сейчас свихнусь, Инес. Я готов отрубить себе голову.
Он сел на один конец дивана, а она села на другой. Но диван был маленький, и они все равно оказались близко друг к другу. Они сидели так близко, что он мог бы, протянув руку, дотронуться до ее колена. Но он не дотронулся. Она оглядела комнату и снова уставилась на него. Он знал, что небрит и нечесан. Но она была его женой и знала о нем все, что только можно было знать.
— Чем ты уже пробовал? — спросила она. Она раскрыла сумочку и вынула сигарету. — Я имею в виду, какими средствами?
— Что ты сказала? — Он повернулся к ней левым ухом. — Инес, клянусь, я не преувеличиваю. Я говорю как будто внутри бочки. В голове гремит. И слы-пгу я тоже плохо. Твои слова до меня доходят как по водопроводу.
— У тебя есть ватные палочки или растительное масло?
— Голубушка, мне не до шуток, — сказал он. — Нет у меня никаких палочек и никакого масла.
— Если бы у нас было масло, я бы его подогрела и накапала тебе в ухо. Моя мать так делала, — сказала она. — Там бы внутри все размягчилось.
Он потряс головой. Казалось, в голове плещет какая-то жидкость. Такое же чувство было, когда он плавал в городском бассейне и выныривал с ушами, полными воды. Но тогда вытряхнуть воду было не трудно. Нужно было только набрать полные легкие воздуха, закрыть рот и зажать нос. После этого он надувал щеки так, что воздух давил на уши изнутри. В ушах хлопало, и несколько секунд он наслаждался тем, как вода вытекает из ушей и капает на плечи. И тогда он выпрыгивал из бассейна.
Инес докурила сигарету.
— Ллойд, нам есть о чем поговорить. Но боюсь, придется все делать по порядку. Садись на стул. Не на этот стул, а который в кухне! Там мы сможем немного прояснить ситуацию.
Он снова стукнул себя по голове. Потом сел на стул. Она подошла и встала сзади. Потрогала его волосы. Потом убрала ему волосы с ушей. Он потянулся к ее руке, но она ее отдернула.
— В каком, ты говоришь, ухе? — спросила она.
— В правом, — ответил он. — В правом ухе.
— Во-первых, — сказала она, — сиди вот так и не двигайся. Я найду шпильку и салфетку. Попробую забраться туда. Может быть, все и получится.
Он встревожился при мысли, что она засунет ему в ухо шпильку. Он сказал ей об этом.
— Что? — переспросила она. — Господи, я тоже тебя не слышу. Может, это заразно.
— Когда я был маленьким, в школе, — сказал Ллойд, — у нас были уроки здоровья. Их вела медсе стра. И она говорила, чтобы ничего меньше, чем локоть, мы никогда в ухо не совали.
Он смутно помнил плакат с подробной схемой уха, со сложной системой каналов, проходов и стенок.
