Пробег-то настоящий?

грандиозные вечеринки, замечательное путе­шествие. В Рино и на озеро Тахо, восемьдесят миль в час, верх откинут и радио играет. Еда, на нее ухо­дило столько денег. Они буквально объедались. Он подсчитывает тысячи, потраченные только на удо­вольствия. Тони заходила в бакалейный магазин и покупала все, что видела. «Мне не хватало этого, когда я была ребенком, — говорит она. — Нашим де­тям всего будет хватать», — как будто он имеет что-то против. Она вступает во все книжные клубы. «У нас в доме никогда не было книг, когда я была ребен­ком», — говорит она, разрывая обертку увесистых пачек. Они вступают во все клубы звукозаписи, что­бы было что слушать на новом стерео. Они подпи­сываются на все. Даже на породистого терьера по кличке Джинджер. Он выложил за эту псину две сот­ни, а через две недели нашел ее на дороге, задавлен­ную. Они покупают все что захочется. Если не могут заплатить сразу, берут в кредит. Выписывают по ка­талогам.

Его майка намокла, он чувствует как из подмышек струится пот. Он сидит на ступенях с пустым стаканом в руке и смотрит, как тени накрывают дворик. Он по­тягивается, потирает лицо. Прислушивается к шуму машин на улице и раздумывает: может, спуститься в подвал, встать на сточную решетку и повеситься на ремне? Он вдруг осознает, что хочет умереть.

И, вернувшись в дом, он наливает еще большую порцию виски, и включает телевизор, и готовит ужин. Сидит за столом с соусом чили и крекерами и смотрит за похождениями слепого детектива. Уби­рает со стола. Моет сковородку и тарелку, вытирает их и кладет на место, потом разрешает себе посмот­реть на часы.

Десятый час. Она уехала почти пять часов назад.

Он наливает виски, добавляет воды, несет стакан в гостиную. Садится на диван, но оказывается, пле­чи так свело, что он не может откинуться на спинку. Он смотрит на экран и потягивает виски, и вскоре идет за новой порцией. Снова садится. Начинается программа новостей — уже десять часов — и у него вырывается:

— Боже, ради бога, что случилось? — и он отправ­ляется на кухню, снова за виски. Он садится, он за­крывает глаза и открывает их, лишь когда слышит телефонный звонок.

— Я хотела позвонить, — говорит она.

— Ты где? — спрашивает он. Он слышит звук пиа­нино, и его сердце начинает биться сильнее.

— Я не знаю, — говорит она. — Где-то. Мы зашли выпить, а после поедем куда-то ужинать. Я с заведую­щим отделом продаж. Он грубиян, но нормальный. Он купил машину. Мне нужно идти. Вообще-то я шла в туалет и увидела телефон.

— Кто-то купил машину? — спрашивает Лео и смо­трит через кухонное окно на то место перед домом, где эта машина всегда стояла.

— Я же сказала тебе. Мне нужно идти.

— Подожди, подожди минуту, ради бога, — говорит он. — Так купили нашу машину или нет?

— Он достал чековую книжку, когда я вышла, — го­ворит она. — Я больше не могу. Мне надо в туалет.

— Подожди! — вопит он. Но на другом конце уже никого нет. Короткие гудки.

— Боже правый, — бормочет он, стоя возле теле­фона с трубкой в руках.

Он делает несколько кругов по кухне и возвраща­ется в гостиную. Садится. Встает. В ванной он тща­ тельно чистит зубы. Затем пускает в ход зубную нить. Умывается и снова бредет на кухню. Смотрит на часы и берет чистый стакан из набора, где на каж­дом нарисована рука с игральными картами. Он на­полняет стакан льдом. Некоторое время смотрит на грязный стакан, который поставил в раковину.

Он ложится на диван, растянувшись во весь рост. Смотрит на экран, и ловит себя на том, что не может разобрать, о чем говорят эти люди. Он крутит пустой стакан в руке и раздумывает, не отку­сить ли стеклянный край. Его вдруг начинает бить дрожь, и он уже готов лечь в постель, хотя знает, что ему приснится большая женщина с седыми во­лосами. Во сне он всегда наклоняется, чтобы завя­зать шнурки. А когда выпрямляется, она смотрит на него, и он наклоняется снова. Он смотрит на свою руку. И видит, как она сжимается в кулак. Зво­нит телефон.

— Где ты, милая? — произносит он медленно и мягко.

— Мы в ресторане, — говорит она, голос у нее сильный и звонкий.

— Милая, в каком ресторане? — Он прижимает ос­нование ладони к глазу и трет его.

— Где-то в центре, — говорит она. — Кажется, это «Ныо-Джиммиз». Простите, — говорит она кому-то, — это «Ныо-Джиммиз»? Это «Ныо-Джиммиз», Лео, — говорит она снова ему. — Все нормально, мы почти закончили, он отвезет меня домой.

— Милая? — говорит он. Он прижимает трубку к уху и раскачивается взад и вперед с закрытыми гла­ зами. — Милая?

— Мне нужно идти, — отвечает она. — Я хотела по­звонить. Впрочем, угадай, сколько?

— Милая, — говорит он.

— Шесть с четвертью, — говорит она. — Уже у меня в сумочке. Он сказал, что кабриолеты сейчас идут плохо. Кажется, мы в рубашке родились, — говорит она и смеется. — Я рассказала ему обо всем. Думаю, так надо было.

— Милая, — говорит Лео.

— Что? — спрашивает она.

— Милая, пожалуйста, — бормочет Лео.

— Он сказал, что сожалеет, — говорит она. — Дол­жен же он был что-то сказать, — она снова смеется. — Он сказал, что лучше уж слыть грабителем или на­сильником, чем банкротом. Впрочем, он довольно приятный, — добавляет она.

— Поезжай домой. Возьми такси и поезжай.

— Не могу, — говорит она. — Я же говорю, у нас ужин в разгаре.

— Я приеду за тобой, — говорит он.

— Нет. Я сказала, мы уже заканчиваем. Я тебе гово­рила, это часть сделки. Они хотят получить все, что могут. Но не волнуйся, мы скоро выезжаем. Я скоро буду дома, — она вешает трубку.

Через несколько минут он звонит в «Ныо-Джим­миз». Ему отвечает какой-то человек. «Ныо-Джим­миз закрыт на вечеринку», — сообщает этот человек.

— Я бы хотел поговорить со своей женой.

— Она тут работает? — спрашивает человек. — Кто она?

— Она посетительница, — говорит Лео. — Она там с кем-то. По делу.

— Может, я ее знаю? — спрашивает человек. — Как ее имя?

— Не думаю, что вы ее знаете, — говорит Лео.— Все в порядке, — добавляет Лео. — Все в порядке. Я уже вижу ее.

— Спасибо, что вы позвонили в «Нью-Джиммиз», — говорит человек.

Лео спешит к окну. Незнакомая машина замедляет ход перед домом, затем снова набирает скорость. Он ждет. Два, три часа спустя снова звонит телефон. Когда он снимает трубку, на другом конце никого нет. Только короткие гудки.

— Я слушаю! — кричит Лео в трубку.

Перед рассветом он слышит шаги на крыльце. Встает с дивана. Телевизор приглушенно шумит, эк­ран мерцает. Он открывает дверь. Она ударяется о стену, заходя внутрь. Усмехается. У нее отекшее ли­цо, как после снотворного. Она шевелит губами, тя­жело кренится и раскачивается, он сжимает кулак.

— Ну, давай, — говорит она хрипло. Она стоит, рас­качиваясь. Затем с шумом бросается вперед, хватает его за рубашку и разрывает ее сверху донизу. — Бан­крот! — кричит она. Ее сильно шатает, она цепляет­ся за его майку и разрывает ворот. — Сукин ты сын, — говорит она, царапая его ногтями.

Он сжимает ее запястья, затем отпускает, отступа­ет назад в поисках чего-нибудь тяжелого. Она споты­кается, направляясь в спальню.

— Банкрот, — бормочет она. Он слышит, как она падает на кровать и стонет.

Он немного выжидает, затем споласкивает лицо водой и идет в спальню. Включает свет, смотрит на нее и начинает раздевать. Он тянет и толкает то в одну сторону, то в другую, снимая с нее одежду. Она что-то лепечет сквозь сон и вяло машет рукой. Он стаскивает с нее трусы, внимательно разглядывает их под лампой, затем кидает в угол. Загибает край покрывала и заворачивает ее в него, голую. Затем он