тайник. КамАЗы загоняли в теплый бокс и разгружали мостовым краном. Водилы с экспедитором, как правило, задерживались до следующего дня, якобы оформлять документы или же заниматься мелким ремонтом автомобилей. А под покровом ночи прапор ловко опустошал схрон, складируя архи дорогой товар в обычные деревянные ящики. Снизу и сверху зелья закладывались свинцовые пластины, дабы ликвидировать дефицит веса, а далее досыпалось по десятку килограмм легальной продукции. Через пару дней «золотые» ящики, на бортах которых тот же прапорщик малевал через трафарет номер партии не обычной — черной, а темно-синей краской, затерявшись в штабелях своих дешевых собратьев, отправлялся через страны Балтии в Европу…
Конечно, Розка была в курсе. Несколько ее магазинчиков при неусыпном контроле и адской нервотрепке не приносили и десятой части той суммы, что причиталась за молчаливое «неведение» большезвездному чину. Женушка безмерно радовалась темным доходам, хотя иной раз и сетовала на вероятность остаться под старость без мужа. Именно поэтому Андрей Яковлевич неоднократно талдычил ей о необходимости поменьше трепаться языком с такими же недалекими подругами-товарками и бахвалиться перед ними баснословными по цене обновками. «Я всего лишь полковник на генеральской должности, да и ты не миллионерша, а директор трех вонючих туесков, так и веди себя соответственно. И дочь нашу поучать не забывай…» — частенько говаривал он, отдавая очередной левый заработок.
Кажется, Роза Ивановна из-за страха — вечного спутника работника торговли, вняла его просьбам и о преступной деятельности близкого человека помалкивала. А вот доченька…
С тех пор, как молодая, шестнадцатилетняя девица сама подсела на наркотики, покой в доме забыли все. Ее пробовали запирать в квартире; прятали одежду; нанимали гувернантку, охранника, но… Тщетно. Конечно же, благодаря словоохотливой мамочке Анна догадывалась о причинах финансового расцвета семьи. Поэтому, когда девушка пропадала со сверстниками и возвращалась под утро невменяемой, родители не знали что думать: стала ли их тайна достоянием чужих ушей или же Всевышним послана «отсрочка приговора».
Три месяца назад молодую наркоманку привезли на машине в бессознательном состоянии. Отец с матерью долго метались по коридору, решая: звонить ли на станцию скорой помощи или же вызвать врача на дом. И то и другое грозило помещением в реанимацию, а там — в бреду, она могла выболтать что угодно. Тогда-то и подвернулась идея обратиться к профессору Виргилису — известному на весь Питер наркологу. Ученый муж приехал лично, провел возле новой пациентки двое суток и мастерски вывел ее из комы. А чуть позже забрал Анну в свой стационар, где к лечению по его же просьбе подключился психолог Фролов.
И вот прошлым вечером, во время грандиозного скандала из-за найденного шприца и ампул с наркотическим веществом, обозленная дочь бросила отцу в лицо: «Полгорода уже знает, откуда у тебя такие деньги!»
Оправившись от шока, полковник минут сорок терзал ту вопросами по поводу дерзкого заявления, но она раскрыла рот лишь однажды, огрызнувшись: «Кажется, Виргилис сидел рядом, когда очнувшись, я крыла тебя матом за бизнес с белой смертью…»
Являлось ли это правдой или же фразы придумывалась девушкой налету — в отместку за реквизированную дозу, Добрый разбираться не стал — барышня в силу сдвинутой психики и сама вряд ли была в состоянии вспомнить истину. Теперь перед ним стояла одна задача первостепенной важности — обезвредить психотерапевта. Профессор Виргилис скоропостижно скончался около месяца назад, а вот Олег Давидович, с коим старик наверняка успел поделиться услышанным — здравствовал, пребывал на подъеме, был весьма энергичен и имел немалые связи.
Если родная кровинушка и впрямь проболталась, Фролов автоматически становился детонатором замедленного действия или, другими словами — врагом номер один. А своих врагов Андрей Яковлевич предпочитал душить в зародыше…
Глава II
Наставник и его стажер
Поставив автограф под последним документом, Севидов захлопнул тонкую картонную папку, завязал бантиком две тесьмы и блаженно откинулся на спинку скрипучего стула.
— Я же говорил — ничего сложного в этом деле не предвидится, — тоном знатока заявил Волчков, покосившись меж тем на патрона.
— Все бы дела были такими… — негромко молвил в ответ Анатолий Михайлович, прикрывая веки.
— Жаль… не получается у меня настоящего дебюта… — горестно вздохнул молодой человек, — все какая-то мелочевка, бытовуха, несчастные случаи… Кругом только и судачат об организованной преступности, перестрелках, разборках, а мы погрязли в скучной рутине. Прокуратура вынуждена заниматься тем, что по всем канонам надлежит раскручивать следователям и оперативникам райотделов.
— Не расстраивайся, — может, подвернется серьезное расследование. К тому же, Алексей, не стоит забывать — нам предстоит выяснить природу появления стреляющей авторучки…
Сказав это, опытный сыщик достал из ящика письменного стола чистый бланк постановления на производство обыска и стал заполнять его, шевеля губами и еле слышно приговаривая:
— Посему непременно следует встретиться с Моисеем Карловичем Блюмом. Проведем внезапный обыск, потом отправим повесточку. Встретимся; поговорим о жизни; вспомним былое; узнаем, чем занят мастер сегодня…
— Разве вы его не арестуете?
— Зачем же? — оторвал взгляд от бумаги Михалыч и уставился поверх очков на молодого человека. — Достаточно побывать у него на квартире и пригласить сюда, по повестке…
— Ну, он ведь за время следствия способен наштамповать с десяток аналогичных орудий убийств!
— Что ж, — немного вскинув бровь, изрек Севидов, — если ты так считаешь — бери бланк ордера на арест и пиши.
Лешка, не раздумывая, быстро настрочил текст и от нечего делать стал таращиться в окно. Потом, будто о чем-то вспомнив, встрепенулся:
— Анатолий Михайлович, а чем вам довелось заниматься в первый раз? Ну, когда попали в прокуратуру…
Покончив со своим документом, тот улыбнулся и с хитрецой спросил:
— Скажи-ка… Нынешние преподаватели юридических ВУЗов читают только программный материал или же позволяют себе иногда отойти от темы — поделиться с молодежью случаями из судебной практики?
— Всякие преподы были. Иные о планах лекций вспоминали только под конец пары…
— А не рассказывали вам о неком студенте Ленинградского университета, якобы организовавшем в начале семидесятых изготовление фальшивых сотенных купюр?
— Не-а, — помотал головой отличник.
— Хм… странно, — заключил Михалыч, — этот интересный случай, по иронии судьбы ставший моим дебютом в области сыска, позже признали классикой мошенничества…
Лешка с нескрываемым любопытством воззрился на наставника и тот, повременив с постановлением на обыск, начал изложение:
— Как-то в один из самых презентабельных в то время ресторанов Ленинграда зачастил, одетый с иголочки, молодой человек, лет этак двадцати отроду. Сядет, понимаешь ли, в уголочке, закажет чашечку кофе, полистает полчасика газетку «Советский спорт» и подзывает для расчета официантку. Кофеёк-то копеечный, а он неизменно кладет на стол сотку. Неделю ходит, другую, третью… а меньше сотенных ассигнаций — немалых по тогдашним меркам денег, ресторанная обслуга в его руках не видит. Сообщили, значится, о подозрительном посетителе директору оного заведения, тот давай сам приглядывать за странным субъектом. Ну, о честности магазинного и всякого там общепитовского руководства я вещать не стану — сам знаешь: девятерых из десятка посади пожизненно — не ошибешься…
Стажер, улыбаясь, кивнул.
