селезенки пропитались кровью.
— Ножа нет… но вы ранены, — сказал Олег, набирая на мобильнике номер неотложки.
— Холодно… — подал голос пострадавший, после того как была вызвана скорая, — мне чертовски холодно…
Врач тут же снял свою дубленку и накрыл ей едва знакомого человека. На глаза попалась норковая шапка, валявшаяся в темном углу. Он подобрал ее и, подкладывая под голову, справился:
— Что случилось?
— Какой-то подонок… — начал тот, прикрывая глаза, — какой-то подонок вышел из темноты и ударил ножом. Не знаю… Никогда его раньше не встречал…
— Дома кто-нибудь есть?
— Жена… В сорок четвертой квартире…
В этот время вторая дверь открылась и с улицы зашла девушка. Завидев двух странных мужчин, она попыталась прошмыгнуть в подъезд, но Фролов властно скомандовал:
— Одну минутку, барышня! Человеку плохо. Поднимитесь, пожалуйста, в сорок четвертую квартиру, пусть его родственники спустятся. Да и скажите, чтобы захватили одеяло, вату и бинт…
Через три минуты возле раненного суетилась бледная женщина в домашнем халатике. Олег Давидович накрыл ноги пострадавшего одеялом и пытался остановить кровотечение.
— Давайте перенесем его домой, — жалобно попросила дрожащим голосом супруга.
— Ни в коем случае! Его нельзя трогать — мы не знаем, задеты ли внутренние органы.
И еще с четверть часа, до приезда бригады скорой помощи, они делали все, чтобы хоть как-то облегчить страдания бедняги…
— Спасибо вам… — пробормотала напуганная женщина, когда врачи погрузили носилки в белоснежную «Газель». — Которая ваша?
В руках она держала две совершенно одинаковые по виду короткие дубленки…
Сидя в Рено, психолог обдумывал происшедшее. Что-то в этой истории настораживало и не давало покоя. Вчерашнее недоразумение на Вознесенском проспекте, чуть не обернувшееся, в лучшем случае, больницей. Сегодняшнее нападение на соседа, внешне похожего на него и вышедшего из лифта двумя минутами раньше. «Хотя… — решил он, открывая дверь клиники, — мало ли на свете совпадений? В нашем доме живут в основном люди небедные, и кто знает, сколько у того человека врагов?.. А я… Кому я мог своей работой перейти дорогу!? Бред…»
Однако подобный вывод успокоил ненадолго. Отдав несколько распоряжений после традиционной планерки, Фролов занял место за письменным столом и включил компьютер. В нижней части монитора высветился значок, призывавший проверить почту — в папке «Входящие» имелись свежие послания. Одно из трех пришедших писем было из разряда деловых; второе прислал старинный друг из столицы; а вот третье…
«Сматывайся из города, не то расстанешься с жизнью. Срок — пять дней», — значилось в открывшемся окне.
Логин отправителя Олег видел впервые. Он прочитал короткий текст еще раз, затем, встав из-за стола, медленно прошелся по кабинету и остановился у аквариума. Теперь цепочка зловещих событий выстраивалась в логический ряд…
Будущий юрист появился на свет и вырос в спокойной, интеллигентной семье, берущей начало от самых истоков старорусской Москвы. Пожалуй, он был одним из немногих, кто мог бы похвастаться тем, что предки по обеим линиям дышали тем же столичным воздухом, что и первые русские цари. Но хвастаться было не в его обычаях — не позволяли воспитание и врожденная тактичность.
Мать Лешки — Анастасия Сергеевна, попав по распределению после института на один из крупных заводов, так и прокорпела над кульманами его конструкторского бюро до пенсии. Старший Волчков — полковник МУРа тоже пропадал на работе, порой сутками не появляясь дома. Однако их единственный сын вниманием, заботой и лаской любящих родителей обделен не был. Почти каждый вечер они встречались за столом в огромном зале их сталинской квартиры; обсуждали новости; делились радостями и горестями; строили планы… В выходные, как правило, устраивались совместные походы в театры, музей, на выставки, в летнее же время они отправлялись на лоно природы.
Учеба в школе, а затем и в Академии права давалась Алексею легко и, тем не менее, оставалась всегда под ненавязчивым, но неусыпным контролем. Старшее поколение сыном гордилось и деликатно вело его под руку в большую жизнь.
Отец — Леонид Осипович обладал немалыми связями в белокаменной, да пользоваться ими для протекции отпрыска не спешил, приговаривая: «Коли станет захлебываться, вытащить за химок всегда успею, а покамест пусть сам учиться выгребать из круговерти нынешнего омута…»
И Лешка греб, что есть силы — лекций не пропускал; на семинарах рвался ответить первым; во время практических занятий ловил каждое слово бывалых оперов, правоведов и криминалистов. Результат не заставил себя ждать — после пяти лет упорного труда счастливому выпускнику Академии вручили новенький диплом в алых, пахнущих типографской краской корочках.
В разгар торжественного домашнего застолья, старший Волчков сказал свое веское слово:
— Отгуливай законный отпуск сынок — заслужил, а через месяц тебя ждет в качестве следователя- стажера мой старинный друг в Санкт-Петербурге.
Матушка смиренно молчала, зная непреклонный нрав супруга. Зато для вчерашнего студента данное известие прозвучало громом среди ясного неба. Округлив глаза, он пролепетал:
— Почему в Питер?.. Я надеялся подыскать место в Москве…
— Место найти несложно, — согласился родитель, — а вот людей, у которых можно научиться чему-то хорошему, с каждым днем становится меньше.
— А кто это человек? — робко поинтересовался Алексей, осознавая незыблемость отцовского решения.
— Следователь по особо важным делам городской прокуратуры. В послужном списке сотни раскрытых сложнейших преступлений. Не стану называть его гением — не люблю высокопарных фраз, но сыскарь — что надо. Скоро сам убедишься…
Так младший Волчков, нежданно-негаданно и едва ли не в одночасье оказался в северной столице. Впрочем, долго он не горевал — закадычных друзей в родном городе в силу великой увлеченности познанием азов будущей специальности Лешка не имел, а до слабого пола руки тем более не доходили. Расставание на Ленинградском вокзале с близкими хоть и вышло тягостным, да все ж, перевернуло очередную страничку судьбы. И через шесть часов пути в «Стреле», вдохнув полной грудью питерский воздух, наполненный утренней прохладой, он оптимистично прошептал:
— Все равно когда-то надо начинать жить самостоятельно…
Выпускника-отличника приняли в Санкт-Петербурге радушно. Лишь три недели молодой специалист ощущал неудобства и прочие «прелести» бытия в общежитии, затем его определили в отдельную служебную квартирку на Таврической. Анатолий Михайлович Севидов отнесся к появлению наследника давнишнего приятеля по отечески тепло, ни на шаг не отпуская от себя весь первый месяц.
Постепенно парень втянулся в рваный ритм работы сыщика. Утром они на пару с мэтром чаевничали или попивали крепкий кофе, заполняя кипы бланков, отчетов, протоколов и прочих бумажных форм. В полдень неспешно обедали в ближайшем кафе. После трапезы начиналось, как выражался опытный наставник: «общение с народом». Они встречались с оперативниками, экспертами, свидетелями, подследственными… Изредка в размеренный график врывались выезды на места новых преступлений.
Волчков и не думал жаловаться на свою новую жизнь. В конце концов, он получил именно ту профессию, о которой мечтал долгие годы. Оставалось освоить некие практические тонкости, накопить чуток опыта, да отточить столь необходимую в деятельности следователя интуицию. Пока же молодой человек еще делал первые шаги. Делал неуверенно и с ошибками. Михалыч намеренно не стал указывать стажеру на опрометчивость решения арестовать старика Блюма, рассудив при этом: «О напрасной и чрезмерной жестокости, являющейся сутью данного просчета, мальчишка должен дойти собственным умом».
— Мойся, ты опять уже навлек на мою бэдную голову смотрины с ордером!.. — гневно воздела руки к
