Любопытно сравнить всеподданнейший доклад Валуева 1864 г.[113] , статью официозных 'С.-Петербургских ведомостей' (№ 122, 8 июня 1862 г.) и воспоминания о Валуеве директора департамента полиции графа Толстого[114] с некоторыми разделами письма Россета.
В ряде строк мы обнаружим много сходного. Разве слова Валуева в докладе о связи 'между поджигателями, старавшимися распространить смятение и неудовольствие в народе путем материальных опустошений, и теми другими преступниками, которые усиливались возжечь нравственный пожар правительственного и социального переворота', не напоминают фразу Россета, 'что те самые, которые его возмущают, сжигают его дома и добро?' Разве утверждение 'С.-Петербургских ведомостей': 'Если бедствие народа идет не от власти, то оно ведет не к разрыву, а к более тесной и близкой связи народа с властью' — не повторение мысли Россета о том, что 'сопоставление действий правительства, прошлых и будущих, с действиями поджигателей и возмутителей' обратит общественное мнение? Наконец, разве за словами Толстого, что ему 'приятно вспомнить, как ясно смотрел на это дело Валуев', что он 'сознал, что правительство должно воспользоваться этим обстоятельством, чтобы восстановить свой авторитет, столь сильно поколебленный последнее время', мы не различаем взглядов и слов Россета[115]? Не следует думать, что только требования консервативных кругов заставили Валуева пойти еще далее по пути реакции, но они несомненно облегчили выбранный им путь, и многое он делал по прямому их указанию.
Публикуемые нами письма Карташевской, Аксакова и Россета схожи с ранее известными откликами на пожары: виновны в поджогах левые, и репрессии не только оправданны, но и необходимы.
В письме 21-22 июня 1862 г. Аксаков писал Самарину:
'…Но как гнусно наше общество и наше молодое поколение: только в России может быть серьезный спор о том, позволительно или не позволительно прибегать к поджогам. А немолодое поколение требует николаевщины'[116].
На этом фоне очевидно мужество редакторов журнала 'Время'. В дни, когда Петербург еще горел, когда газеты кричали, что поджигают студенты-революционеры, какой смелостью нужно было обладать, чтобы решиться писать, что до слухов о студентах-поджигателях дошел не сам народ, а очень может быть, они перешли в него 'извне' и еще неизвестно 'чьими подземными <…> стараниями укрепиться могло это мнение?' 'Время' не скрывало, что статьи — 'наше обвинение, наш протест'.
Обе статьи журнала 'Время' были запрещены цензурой; лишь небольшие извлечения, сделанные III Отделением из первой статьи 'Пожары', были впервые опубликованы Б. П. Козьминым в 1929 г. в его статье 'Братья Достоевские и прокламация 'Молодая Россия''[117] .
Другая статья до настоящего времени была известна лишь по первой фразе:
'Мы прочли передовую статью в № 143 'Северной пчелы''.
'Пожары' были запрещены 1 июня, вторая статья — 3 июня. Для публикации Козьмин пользовался выписками, сделанными в журнале следственной комиссии от 6 июня.
В настоящее время мы имеем возможность познакомить читателей с обеими статьями целиком. В ЦГИАЛ, в делах канцелярии министра внутренних дел, сохранились гранки этих двух статей с правкой и добавлением одного абзаца рукой М. М. Достоевского.
На первой статье 'Пожары' имеется карандашная надпись царя:
'Кем написана?'
На полях чернилами:
'Запрещено 1 июня 1862'.
На одной из последующих гранок статьи пометы: 'Время' и 'г-ну цензору 1 мая' (ошибочно вместо 1 июня). На гранках второй статьи 'Мы прочли передовую статью в № 143 'Северной пчелы'' карандашная надпись царя: 'Кем написана? Сообщить К. Долгор<укову>'.
На полях чернилами:
'Запрещено 3 июня'[118].
Далее дело развивалось следующим образом: после запрещения Головнин, по распоряжению царя, направил статьи в III Отделение, откуда они были пересланы в следственную комиссию. Последовал допрос М. М. Достоевского, вызванного в комиссию 8 июня, после чего Голицын 10 июня, докладывая о статьях царю, предложил запретить издание журнала 'Время' на срок до восьми месяцев. Предложение вызвало резолюцию царя: 'Согласен'[119].
12 июня Голицын направил обе статьи Валуеву со следующим отношением, отдельные фразы которого уже приведены Лемке в примечаниях к Собранию сочинений Герцена, Б. П. Козьминым в статье 'Братья Достоевские и прокламация 'Молодая Россия'' и Б. В. Томашевским в Собрании сочинений Достоевского (XIII. — 612-613). Голицын писал:
'Секретно
Милостивый государь Петр Александрович
Главный начальник III Отделения собственной его императорского величества канцелярии передал 6 сего июня на усмотрение высочайше учрежденной под моим председательством следственной комиссии доставленные к нему по высочайшему повелению управляющим Министерством народного просвещения две приготовленные для напечатания в журнале 'Время', но запрещенные 1 и 3 июня сего года статьи, написанные редактором сего журнала Достоевским.
В одной из этих статей под заглавием 'Пожары', особенно направленной к осуждению действий правительства по случаю последних событий, автор, разбирая ходящие в Петербурге о бывших пожарах слухи, наводящие в поджогах подозрение на студентов, и упоминая о возмутительном воззвании 'Молодая Россия', выразился, что это воззвание напечатали и разбросали 'три золотушных школьника'.
Комиссия вследствие сего призывала Достоевского в свое присутствие и требовала, чтобы он наименовал этих школьников, но Достоевский отозвался, что их не знает и что употребленное о них в статье выражение есть не что иное, как просто литературное выражение, хотя, впрочем, по его изъяснению, лучше было бы, конечно, выразиться: три-четыре.
Отзыв сей комиссия приняла к сведению и, вместе с тем находя, что самая статья содержит в себе вредное направление, предоставила мне представить о сем на высочайшее государя императора благоусмотрение.
Высочайше утвержденными в мае текущего года правилами предоставлено министрам внутренних дел и народного просвещения по взаимному соглашению в случае вредного направления какого-либо периодического издания запрещать печатать в оном рассуждения о несовершенстве существующих у нас постановлений и о недостатках администрации и прекращать самое издание на срок не долее восьми месяцев.
Его императорское величество по всеподданнейшему докладу моему о сем высочайше повелеть соизволил: о настоящем обстоятельстве сообщить вашему превосходительству для зависящего распоряжения.
Исполняя сим таковую высочайшую волю и препровождая к вам, милостивый государь, упомянутые выше две статьи, возобновляю уверение в совершенном моем почтении и преданности
Князь Александр Голицын'[120].
Получив отношение Голицына, Валуев переслал его Головнину, и 15 июня получил ответ.
Головнин сообщал:
'Возвращая вам, почтеннейший Петр Александрович, отношение князя Голицына, могу уведомить, что я просмотрел несколько книжек журнала 'Время' и не нашел в них вредного направления, которое могло бы оправдать какие-либо строгие меры против этого издания. Прилагаю письмо по сему предмету председателя цензурного комитета с просьбой потрудиться возвратить. Преданный
