поляну. Они были здесь, совсем недавно. И Лайка жива, вот только Травинки не чую. И еще два новых запаха, чужих. Один лисицы, а другой — человеческий. Если их захватили… От ожидания встречи, от горечи, от поражения у меня закружилась голова. Слезы сами лились по щекам. Луна выглянула из-за туч. Спокойно…где-то пели птицы, словно им неведома разлука. Где-то, я уверена, где-то рядом бежала моя стая. И я знаю, что найду их… потом, обязательно. И мы будем вместе. Я не заметила, как заснула. А птицы пели, словно им неведома разлука…
— Ты красивая.
— Уйди…
— Не злись.
— Прошу тебя, уйди.
— Любава, зачем злиться…
— Лайка, отвали! И начинается обычная перепалка. Травинка пытается всех успокоить, но это безуспешно. Лайка и Любава говорят друг другу многое, что явно даже и не подозревали об своих персонах. Стая смеется. Но вскоре вожаку надоедает, и он злобно рявкает на двух девушек, которые уже хотят выяснить отношения кулаками. Сначала они расходятся по разным углам, но уже через пять минут вместе бегут на реку купаться… травинка бежит с ними…это было давно. Теперь многие погибли в глупой войне между кланами…Листик, Медведь, многие другие. Теперь и Травинка.
Любава несколько часов пролежала зарывшись лицом в сыроватый мох. У неё уже не осталось сил ни плакать, ни выть — только гнев и злость. Вожак сказал, чтобы к ней никто не подходил. Только этот странный новенький, Малыш, не боялся рискнуть совей шеей. Ее раны достаточно окрепли…она прогуливалась немного… Лайка так и не могла до сих пор поверить, что Любава нашла их. Она показывала шрамы на боку, рассказывала, как их пустили на ночь и как ее зашивали, а потом они долго шли. И как поймали лисицу из клана Креста. И что Малыш попросил ее отпустить. Лайка долго возмущалась поступком новенького. Они лежали на берегу и болтали, а солнце светило так добро …и снова они были вместе.
Я проснулась на рассвете, нужно идти. Вспомнила странный сон. Интересно — может он сбудется? Только Травинку жалко. Вдруг буквально спиной я почувствовала опасность. Там кто-то был. Прижавшись к земле, я спряталась в тень кустов. Прямо перед моим носом прошли знакомые ноги. Только левая нога была в незнакомых шрамах.
— Мдя… и когда без меня успели подраться? С лиц обернувшихся можно было бы писать картину: они видели приведение.
— Я вас тоже рада видеть, — я попыталась выдавить улыбку, но потеряла сознание.
Что-то упорно хлестало меня по щекам. Не раздумывая, пнула ногой. Видимо попала, потому что потом раздалось длинное ругательство. Хм, по-моему, это был Ластик. Про себя улыбнулась, всегда мечтала ему заехать, да случая не представлялось.
— Мы тут тебя в чувство приводим, а ты еще пинаешься, — вот уж не поверила бы, но и Вожке знакомо чувство юмора. Дикий визг Лайки нарушил официальность моего пробуждения:
— Любава, сволочь, где ты пропадала??? Я думала, что ты за Травинкой отправилась.
— Любава, с тебя причитается много мяса за мои несчастные ноги, — вид у Ластика был оскорбленный.
— Ноги или все-таки выше? — настроение вдруг резко поднялось. Я не могла до сих пор поверить, что снова вместе. И тут я вспомнила, зачем искала их.
— Вожка, Логово захватили люди. Там ловушка, мы не можем идти туда. Они убьют нас. Они убили Карего и Невидимку.
— Мы пойдем туда. С этими словами Вожак отвернулся и пошел прочь. Мы растеряно переглянулись. Как сказал, Вожка, — вожак стаи, — так и будет.
Малыш принес мне воды. За несколько часов мы так и ни перемолвились с ним не словом. А зачем? Лайка косилась на него злым взором, но… Но раздоров здесь быть не может. Мы не из клана Креста. Воспоминание о Кресте отозвалось недоброй болью в правом плече. Задел всё-таки. Как скажет Вожка, так мы с делаем, мы Клан. И парень выполнит то, что ему уготовано. Так говорят старые легенды.
Вячеслав Маликов Ночная набережная
Коготь свернул с проспекта и вывернул к набережной реки. Остановив машину в паре десятков метров от ограждения, он приглушил свет фар. Машина мягко и приятно скрипнула тормозами и замерла. В полночной тишине еле слышно хлопнула дверца — я вышел из машины. Коготь остался внутри ждать. Коготь тактично остановил машину чуть поодаль от невысокого парапета, выложенного из массивных плит красного гранита. Поэтому остальной путь до ограждения я проделал пешком. На скользком от недавно прошедшего дождя парапете стояла одинокая женская фигура. На фоне огромной желтоватой луны она казалась неестественно чёрной. Чёрные брюки, чёрная рубашка, чёрные фигурные ботиночки на высокой острой шпильке, короткий чёрный плащ и копна густых, переплетающихся от порывов ветра волос. Лица я не видел — незнакомка стояла ко мне спиной, неотрывно следя за огнями города на другой стороне берега. Под её ногами парапет уходил вниз, срываясь к тёмной воде внизу, на которой лениво плясали отражения далёких огней. Как ей было не страшно стоять на самом краю ограждения — не знаю. Возможно, у вампиров нет боязни высоты. Или привыкли уже.
Я медленно подошёл к ней и молча встал за спиной, ожидая, когда она заговорит со мной первой. Ждать пришлось долго.
— Люблю смотреть на город отсюда, — наконец заговорила она. Голос у неё был приятный, бархатистый, вызывающий симпатию и расположение. — Отсюда он кажется бриллиантом совершенной чистоты и великолепной огранки. Он блестит, переливается, манит, словно магнит. Им хочется любоваться, любоваться до бесконечности. Кажется, это лучшее, что человек придумал сам, а не подсмотрел у природы. Этот драгоценный камень — город. Но… на самом деле, при близком рассмотрении он оказывается подсвеченными неоновыми огнями трущобами, в которых не все животные-то смогут выжить… Даже выражение есть такое: «в неволе не размножается». К человеку это не относится. Крыса — она и есть крыса. С чем пожаловал-то? Я не сразу понял, что она уже ко мне обращается, прервав свой монолог. Замявшись, я кратко ответил:
— Крест.
— А, этот оборванец… Слышала о нём. Симпатичный, обладает поистине огромным влиянием на людей и зверей. Но тот ещё проходимец. Чего ты хочешь?
— Меня послал Вожка…
— Знаю, кто тебя послал, — перебила меня она, так и не обернувшись ко мне. Лишь капризно вздёрнула ручку в узкой чёрной перчатке вверх. — По делу говори.
— Мы думали, что Крест умер во время засады в логове в лесу. Но, как теперь оказалось, он ушёл в город. Здесь он залёг на дно и зализывал раны, ища подходящего момента, чтобы восстановить свою власть. Судьба дала ему шанс, даже лучше — она подкинула в его лапы манускрипт Белозуба Первосвященника, в котором говорится, как создать общетотемное тело, дающее власть над всеми кланами, которые преклонят колени перед новым владыкой.
— Хорошая легенда, — кивнула женщина.
— Вряд ли это легенда, — возразил я. — Крест собирает силы и посылает нарочных к вожакам стай в окрестных лесах. Пока в окрестных лесах. Скоро он протянет свою жадную лапу и в другие федеральные округи.
— Что ж, Бог, как говорится, ему в помощь, — усмехнулась она, впервые обернувшись ко мне лицом. Она была очень красивой, даже в темноте я мог оценить всю её красоту и весь замысел природы, не поскупившейся всем самым лучшим ради этого произведения искусства.
— Не смотри долго, понравится, — опять отвернулась она к городу. «Не пялься впредь так», — выругался я про себя. Вздохнув, я ответил вслух:
— Прошу прощения, если обидел вас.
— Я не про это, — отмахнулась она от моих слов, добавив печальным голосом:
— Это проклятая красота, и проклята она очень давно…
— Позволю себе вернутся к делу, что привело меня сюда, — чуть поклонился я, смущённый её откровением. — Проблема в том, что Крест хочет власти, чтобы объявить тотальную войну людям, дабы
