хорошо – ее холод убил мой голод. Через тонированное стекло я пытался послать унылому Подмосковью укоризненный вопрос: отчего оно не пожелало обратиться в Новую Англию? – но черным полям и силуэтам рощ было до меня не больше дела, чем моей безмолвной спутнице. Однако забрезжившее зарево мегаполиса пробудило во мне замороженную любознательность. Мне хотелось узнать, а вдруг полного мальчика из народа превратили в Несгибаемого Финансиста тоже какие-то пустые слова случайного попутчика, но начинать следовало издалека.
– Ваш муж очень неординарный человек, – как бы не сдержав восхищения, обратился я к неподвижному силуэту моей соседки. – Вы ведь с ним с юности знакомы – он всегда таким был?
– Да, он всегда хотел быть начальником, – презрительно ответила она.
Она разговаривала в точном соответствии с моей инструкцией – мне пришлось напрячься, чтобы расслышать. И долго собирать силы и подбирать слова, чтобы еще раз обратиться к ней (мы уже мчались среди огненных вавилонских башен новорусской Москвы).
– Мне кажется, я вас где-то видел. В вагоне-ресторане. Вы ехали в Москву поступать в институт…
– Не могу же я помнить всякую шушеру, с которой оказалась в вагоне-ресторане. – Я только догадался о смысле ее ответа и порадовался, что не решился задать ей свой вопрос.
Или, может быть, лучше так?
– Вы не помните молодого человека с хемингуэевской бородой, который угощал вас шампанским в вагоне-ресторане?
– Тогда все косили под Хемингуэя…
А если сказать: “…который внушил вам, что вы царица Савская”? В итоге я решился произнести лишь одно:
– Остановите, пожалуйста, поближе к метро.
И она умчалась прочь, держа голову именно так, как я ее учил.
А мне перед поездом все-таки нужно было перекусить, хотя аппетит у меня полностью отшибло. Можно, конечно, было чего-нибудь перехватить в вокзальном буфете, но что-то очень уж захотелось посидеть там, где чисто, светло…
В кафе было не только светло и чисто, но еще и пусто, только у входа разговаривали целых два охранника, оба в незнакомой черной форме с многочисленными нашивками, наводящие на мысль об оккупации. Один, похоже, давал другому какие-то последние наставления. Невысокий, с крупной обритой головой, он напоминал Муссолини, а второй… Иссохший, с фанатически втянутыми щеками, вообще сведенными на нет узенькой полуседой бороденкой (наверняка из бывших, вроде меня), он был похож на кого-то еще более странного…
Батюшки, это был Дзержинский Феликс Эдмундович!
Муссолини наставлял Дзержинского строго, но покровительственно:
– Я вас оставляю за себя.
Дзержинский отвечал шутливо, но почтительно:
– С диктаторскими полномочиями?
– Без полномочий. – В делах службы шутки были неуместны. – Но если что, сразу бей промеж глаз.
Я обомлел: после царицы Савской встретить еще и Жеку – это было бы уже полной мистикой! Я даже встал, чтобы подойти к нему поближе, но тут из кухонно-административных глубин появился истинный хозяин – мордатый, величественный, при бабочке, и мое взыгравшее воображение немедленно опознало в нем удалого лакея, чтоб собрать вместе всех участников разом.
Однако это ему не удалось. Это был другой лакей.
Но тоже строгий.
– Ты куда намылился? – без церемоний обратился он к Жеке, и я замер, ожидая, что сейчас он и последует – знаменитый удар промеж глаз.
Однако годы и жучилы смирили этот гордый дух. Так официанты же, забубнил Жека, но барственный лакей отмел эти увертки:
– Ты что, не знаешь? Если нет официантов, должен ты подавать!
Когда Жека разворачивал передо мною отполированное до блеска, словно бы вырезанное из казачьего седла кожаное меню, я опустил глаза на глаженую клетчатую скатерть, чтобы он меня не узнал. Однако не вытерпел и глянул.
Разумеется, это был не Жека. Хотя если бы кто-то в свое время догадался обрить его белобрысые кудряшки, да хорошенько откормить, да обрядить в черную рубашку, он бы тоже начал смахивать на покойного дуче.
Цены были проставлены в у.е. Я только глянул на них, и вечер встреч был закончен – я принялся снимать со стоячей вешалки свой пуховик, уже начинающий становиться белым и пушистым: прежде чем изображать хозяина жизни, надо сначала хотя бы получить аванс.
Но до аванса дело так и не дошло.
О скоропостижной кончине Великого Финансиста с кривой ухмылкой мне сообщил издатель, а некролог был напечатан лишь в одном либеральном листке. Тоже дышащем на ладан, но зато страшно интеллектуальном.
