— Коленька, — вслух прочитал он на дисплее, но трубку взять не успел, сигнал прекратился. Телефон в последний раз вздрогнул у него в руке и затих.
— Ты все никак не успокоишься! — с трудом сдерживая гнев, сквозь стиснутые челюсти прошипел он, ворвавшись в ванную, где жена принимала душ. — Зачем ты спрятала дочкин телефон?
— Я… спрятала, — испуганно заговорила Марина Юрьевна, выключив душ. — Что ты такое говоришь, Лешенька? Зачем мне прятать ее телефон? У меня свой есть, ты же знаешь.
— Я нашел его на твоей полке, под твоей сорочкой, — чеканя каждое слово, произнес он. — Ты думаешь, я идиот? Я всю жизнь шел у тебя на поводу, выполнял все твои капризы. Но на этот раз даже не надейся. Еще одна подобная выходка с твоей стороны, и я уйду из дома.
Бросив последний гневный взгляд на жену, он громко хлопнул дверью.
Марина Юрьевна ждала ровно пятнадцать минут. Обычно этого времени было достаточно для того, чтобы муж успокоился, и начал испытывать угрызения совести из-за своей несдержанности.
Выплыв из ванной с видом оскорбленной королевы, она гордо проплыла меня него. Василий Геннадьевич, судорожно сжимавший в руке пульт от телевизора, даже не посмотрел в ее сторону. Она проплыла вновь, на ходу промокнув на щеке несуществующую слезу.
— Мы сегодня ужинать будем? — гордо обратившись к мужу, сделала она третий заход. — Время к семи подходит.
Ничего не ответив, Василий Геннадьевич с молодецкой прытью вскочил с кресла, схватил за руку жену и поволок ее на кухню.
— Вот тебе нож, — кинув в сторону разделочного стола, процедил он. — В пакете лежит курица, а в холодильнике картошка. Кухня в твоем распоряжении.
— В моем? — выпучила глаза хозяйка. — Это как-же так, а?
— А вот так! — устав сдерживать эмоции, закричал он. — В конце концов ты баба или кто? Хватит корчить из себя королевищну! Я тебе не слуга! Я тоже живой человек со своими желаниями и потребностями!
Такой жгучей ненависти она никогда не видела в его глазах. Панический ужас сковал все ее нутро и на глазах выступили настоящие, горькие слезы.
— Через час жду ужин, — холодно посмотрев на жену, уже спокойно сказал он и ушел в зал.
Марина Юрьевна робко взяла нож за острие, посмотрела на него так, словно видела впервые и, яростно отбросив его в сторону, громко зарыдала. Только в этот раз это не было спектаклем, разыгрываемым с одной целью — привлечь внимание мужа и вызвать в нем жалость. Она плакала, потому что ей действительно было больно и страшно. Страшно от того, что десятилетиями выстраиваемая ею пирамида их взаимоотношений с мужем, такая удобная для нее, рушилась буквально на глазах. Она привыкла играть его чувствами, привыкла к его моральной зависимости от нее, привыкла к его любви и слепому поклонению.
Василий Геннадьевич слышал, как зашлась в рыданиях его жена, но ни один мускул не дрогнул на его лице. 'Странно', — вяло подумал он и тут же переключился на другие мысли.
Ровно через час они сели ужинать. Марина Юрьевна расстаралась на славу: тушеная курица, овощной салат, нарезка — стол изобиловал всевозможными яствами. Но Василий Геннадьевич даже спасибо ей не сказал. Молча дожевав последний кусок, он пошел в спальню и закрылся внутри на щеколду. Не видеть, не слышать эту женщину он больше не хотел.
Николай выскочил на улицу и, не разбирая дороги, понесся вперед. Дикая ярость и обида разрывали его мозг и искали пути выхода наружу. Держать в себе такие эмоции было почти невозможно. Быстрый шаг перешел в бег. Все время, проведенное в разлуке с Ирой, он был уверен, что в его жизни нет и никогда не будет человека ближе и роднее, чем она. Что никто и никогда не любил и не понимал его так, как она. Его сердце страшно тосковало по ней, а душа радовалась тому, что она у него есть. Он этим жил, и в это верил. Сейчас же он остался непонятым, более того — она насмехалась над ним, она ему не верила. Что может быть больней?
Когда дышать было почти невозможно, а левый бок раздирала пульсирующая боль, он, наконец, остановился и, оглянувшись по сторонам, с удивлением понял, что находится в самом центре города, недалеко от кафе, в котором оставил Иру. Оказалось, что все это время он бегал по кругу. Усмехнувшись, он спросил сам себя и тут же ответил:
— А ты бы поверил? Вряд ли.
Ему стало ужасно стыдно за себя. Бросить девушку одну в кафе и умчаться в неизвестном направлении. Очень 'мужской' поступок. Ира никогда ему этого не простит и будет права. Не надеясь застать ее в кафе, он все же решил туда заглянуть. А вдруг? Но чуда не произошло. За их столиком ворковала друга пара. Совсем юный парнишка нашептывал что-то милой девчушки, которая закатывала глазки и счастливо улыбалась ему в ответ.
Тяжело вздохнув, он не торопясь побрел на темную улицу. Долго рассматривал веселые, яркие огоньки, зазывно мигающие на вывеске, и думал о том, куда могла пойти Ирина. Несколько раз набрал номер ее сотового, но аппарат оказался отключен. Тогда он решил пойти к ней домой.
Дверь ему открыла Марина Юрьевна. Заплаканная и опухшая, со сбитыми набок волосами, она смутно напоминала ту холеную и высокомерную женщину, которой была всегда.
— Что случилось? — испугался Николай. — Что-то с Ирой?
— Ты еще спрашиваешь, гадкий никчемный мальчишка?! — злобно прошипела она. — Ты мне всю жизнь испортил, мелкий пакостник. Ненавижу тебя! Зачем ты приехал? Жил бы да жил в своей Москве.
— Вы не правы, Марина Юрьевна, — отшатнулся от нее Николай. — Почему вы так относитесь ко мне. Что я вам сделал? Я люблю Иру, очень сильно. Я не могу безе нее. Поэтому и приехал. Не понимаю, чем заслужил вашу ненависть.
— С торца нашего дома открылась пельменная, жди меня там, — захлопывая перед Николаем дверь, распорядилась она.
Ждать пришлось почти час. Зато, когда Марина Юрьевна, зашла в пельменную, она была прежней надменной дамой. Как-будто и не было той, запуганной и зареванной, ненавидящей весь окружающий мир. Грациозно опустившись на пластмассовый стульчик, она достала из сумочки тоненькую дамскую сигарету. Николай не курил, но под ее пристальным взглядом зачем-то начал судорожно хлопать себя по карманам. Испуганно посмотрев на нее, он бросился к небритому, полному мужчине и попросил у него зажигалку.
— Ни с кем не делюсь своим добром, — тяжело посмотрела на Николая мужик. — Могу продать. Пятьдесят рублей.
Николай оглянулся по сторонам. В пельменной больше посетителей не было. Швырнув на загаженный столик пятидесятирублевую купюру, он выхватил из рук мужика зажигалку.
Когда он вернулся к своему столику, Марина Юрьевна уже прикурила. Ее собственная, украшенная синими стразами зажигалки и лежала на столе.
— Что за ненужная суета, Коленька? — усмехнулась она. — Я сама в состоянии о себе позаботиться.
— Почему вы мне ничего не сказали? Вы ведь прекрасно понимали, куда и зачем я пошел! — с трудом сдерживая ярость, сквозь зубы процедил он.
— Мало ли по каким таким делам ты отправился? Может, ты решил руки перед едой помыть? — не отводя от него насмешливого взгляда, протянула она.
— Ясно, — Николай с силой рванул на себя легкий стульчик, словно пытаясь выплеснуть на него всю свою злость. — О чем вы хотели со мной поговорить?
— О моей дочери, естественно. Других тем для беседы у нас нет.
— Странное место для встречи вы выбрали, — немного успокоившись, отметил Николай. — Не думал, что вы посещаете подобные заведения.
— Ты правильно думал, — презрительно сморщив носик, она затянулась сигаретой. — Но для общения с тобой — это самое подходящее место. Конечно, можно было поговорить и дома. Но Леша сегодня очень устал и сейчас отдыхает. Ни к чему нарушать его покой.
— Ни к чему, — задумчиво повторил Николай. — Так что там с Ириной? Кстати, она домой не вернулась?
