сил сдерживать себя. Он обезумел и спрыгнул с крыши высотного дома. Не смог примириться с моей сущностью. И его кровь навеки останется на моих руках. Это была самая страшная жертва в моей вечной жизни. И я не виню его за это. Кто бы ни обезумел, увидев свою любимую, пьющую кровь у человека. В ту ночь его не стало… «Лиза, я люблю тебя!» — были его последние слова. Любовь — как мечта…. А я все стояла, смотрела на восходящее солнце. Резко похолодало. Мои горячие слезы превратились в ледышки. Я резко смахнула их со щек. Когда же я буду вспоминать Алекса без слез?
II
Медленно разгоралась заря на востоке. Она нежно улыбалась, как прелестная девушка на самой заре своей свежей юности. В распахнутое настежь окно вливался чистый, омытый морозом и снегом воздух. Я сидела на старом продавленном диване, обхватив колени руками. Мои глаза были прикованы к нежно— розовым облакам на востоке, а мои мысли были как всегда где-то далеко и не со мной. На улице ходило множество людей. Стук их сердец сливался в ликующий грохот барабанов. Отгремели салюты, замолкли пьяные песни и крики «С НОВЫМ ГОДОМ!!! ЛЮДИ!!». И наконец-то пьяные и усталые толпы народа разбрелись по своим домам. Кое-где раздавались одинокие пьяные голоса запоздавших людей или заплутавших на улицах морозного города. Как жаль, что я вот так не могу — напиться и слиться с массой народа. Вот и наступил Новый Год у людей. Новый — 2009 год.
Я сидела в маленькой съемной квартирке. Свечи на низком столике почти догорели. Шампанское уже заледенело в бокале. Апельсины и мандарины так и лежали нетронутые в изящной хрустальной вазе. По маленькой комнатке гулял морозный ветер, подхватывающий тысячи колючих снежинок. А я все сидела и недвижимо смотрела на уже поднявшееся солнце. Оно золотило мою кожу и ее покалывало тысячами иголочек. По-хорошему мне стоило встать и закрыть окно, зашторить темно-синими шторами. Спрятаться от солнца. Ведь мы — Дети Ночи. Всегда избегаем солнца. А под прямыми солнечными лучами в жару можем и сгореть. А мне… Мне никогда не хватало смелости распрощаться с жизнью и закончить свое никчемное существование. Я все ждала… Ждала… Только чего? Чуда? Эту квартиру я сняла полторы недели назад. Она располагалась в самом центре города. Чтобы как-то скрасить пребывание в этом угрюмом городке, я решила устроиться на учебу в один из местных Вузов. Конечно, за мои несколько сотен лет у меня было множество дипломов самых престижных учебных заведений мира. Ведь я была богата и все благодаря моему покровителю. Но об этом я вам расскажу в следующий раз. Я не помнила, на каком факультете учусь, на каком курсе, в какой группе и с какими людьми. Практически ничего не изменилось и для меня не имело абсолютно никакого значения. Все тоже самое, скукота — одним словом. Прошло пару недель. Это был обычный скучный зимний вечер. Январь. Холод пробирал до самых косточек. На темном вечернем небе сияла полная луна, и под ее холодным светом серебрился снег. Ночная красавица пыталась перещеголять в освещении этой грешной земли фонари и витрины мегаполиса. Но все было без толку. Искусственное освещение выиграло.
Я торопливо шла с занятий, слушая скрип снега под ногами и рассматривая народ, спешащий после работы. И постоянно подавляя в себе желание, взлететь на крыши домов и нестись так, чтобы ветер свистел в моих ушах. Но я была вынуждена плестись в огромном потоке людей, слушая их сердцебиение. Хорошо, что я не голодна.
Улицы были ярко освещены фонарями, витринами и вывесками магазинов. Обычный гомон и суету прорезал плач ребенка. Такой горький и жалостливый. Маленький мальчик одиноко стоял возле огромной витрины бутика. Его сердечко испуганно билось. Он рассматривал с надеждой равнодушно несущуюся мимо него толпу народа. Никто из прохожих не обращал на ребенка никакого внимания. Да, что же это за люди такие? Ваш детеныш в опасности, а вам все равно? Он плачет. Он потерялся. И где это носит его безмозглую мамашу? Вон уже из-за угла, делая вид, что рассматривает витрину с мужскими аксессуарами, стоит мой сородич. Вот урод, уже и на детей охотится. Нет, не дам. Я что уж и не женщина что ли? НЕТ! Я не отдам тебе ребенка, упырь.
Но мальчик не видит вампира и продолжает реветь во все горло. Из его огромных голубых глазенок текут слезы. Он размазывал их кулачками по щекам и тихонько выл:
— Мама… Мама!! Где ты?!
Мое ледяное сердце дрогнуло. Я не выдержала и подошла к малышу.
— Здравствуй, милый, — тихо прошептала я ребенку, присаживаясь на корточки перед ним, растягивая губы в улыбке, стараясь не показывать ему своих клыков.
— Здрасте… — четко произнес он смешным детским голосом.
Ему было на вид лет пять-шесть, не более. Его голубые глаза смотрели доверчиво. Из-под детской шапочки выбивались светло-русые волосы и падали вьющейся волной на высокий детский лоб. От рыданий его носик-пуговка распух и покраснел. На щеках застыли ледышки-слезки. Он без конца шмыгал носом.
— Что ты здесь делаешь, малыш? — как можно мягче спросила я, аккуратно вытирая платком его щеки и нос. — Разве тебе мама не говорила, что когда холодно плакать нельзя, а то ледышки будут.
Краем глаза я заметила, что вампир, поджидавший малыша, разочарованно вздохнул, сел в свой Мерседес и уехал. Я облегченно вздохнула. Малыш был спасен, а остальное — было мое дело.
— Я маму потерял, тетя.
— Да? А где ты ее видел в последний раз?
— В магазине.
— В каком? — И мы вместе посмотрели на ряд торговых бутиков на всю улицу.
М-да-а-а… тяжелая будет задачка.
— Не знаю. Даже я растерялась. В этот момент он посмотрел на меня серьезными глазами и как взрослый сказал:
— Меня зовут Алекс. А тебя как, тетя? Меня будто ошпарило. На мгновение на меня глазами ребенка посмотрел мой Алекс!
— Меня зовут Лиза, милый.
Если существует реинкарнация, то это душа моего Алекса и ему дали шанс снова жить!
— Лиз-з-а-а, — протянул тоненько ребенок. — Мне нравится.
— Ты хорошая, — серьезно прибавил он.
Я? Хорошая? Еще никто не говорил мне такое за последние десять лет. Ведь это! Это фраза моего Алекса, только он мог так сказать. Это была его первая фраза в момент нашего знакомства. Моя голова непривычно пошла кругом. Я крепко обняла тельце ребенка. Мальчик доверчиво обнял меня за шею, попутно прокомментировав:
— Ты холодная… Тебе холодно?
В этот момент выплыла фраза из недр моей памяти:
«…Милая, ты такая холодная… Ты замерзла? — прошептал он своим бархатным баритоном на ухо, обнимая меня, и проводя пальцем по шее…» Я задрожала всем телом. Это ОН! Алекс! Ребенок испуганно отпрянул.
— Все хорошо, милый, — прошептала я, хватая его ручки. — Все хорошо. Мне уже не холодно. Сейчас пойдем искать твою маму.
В этот момент послышался истошный вопль. Я обернулась к источнику звука. К нам бежала женщина. Бежать по снегу на шпильках было очень неудобно. Она была чем-то была похожа на хромую лошадь, которая внезапно сорвалась в галоп. Ее и без того короткая юбка задиралась еще больше. Короткаz тяжелая шуба мешала ее бегу. По щекам текли черные слезы. Ее губы дрожали.
— Саша! Александр! Наконец-то я тебя нашла!! — причитала она. Голос она уже сорвала, видимо кричала в равнодушную толпу, уже довольно давно. Видимо обежала весь ряд бутиков в поисках своего малыша. В моем сердце поселилась жалость к ней и презрение одновременно. Боже и такое будет воспитывать моего Алекса?
— Это твоя мама? — спросила я у мальчика, доверчиво льнувшего к моей груди. Он зарылся личиком в пушистую норковую шубку.
— Да, — он утвердительно кивнул он, выныривая из меха и оборачиваясь к женщине.
