подобрав ноги под себя. Перед ним на кресле величественно восседал чиновник, один из многих заседателей суда, очень важная птица для всех просителей, но, конечно, далеко не важная по должности, им занимаемой.
Телятев заявил, что является просителем по делу секунд-майора Баташева, и начал было объяснять, в чём заключается дело. Иван Флегонтьич, по фамилии Скрябин, остановил его, сухо выговорив:
— Я лучше вас знаю это дело. Не вам мне его разъяснять! Что вам угодно?
— Узнать, когда можно ожидать его окончания?
— Окончание будет, когда дело кончится.
— Так-с! — скромно отозвался Телятев. — Но нельзя ли узнать, когда именно?
— Нельзя!
— Но можно ли надеяться, что дело окончится в пользу майора?
— Надеяться можно. Это законом не воспрещается! — отозвался Скрябин. — Но позвольте узнать, по какому праву вы являетесь вместо самого майора мне докучать вопросами?
— Он хворает, ваше высокородие! Он — мой большой приятель, и я вызвался ходатайствовать за него. Дело это правое, и поэтому…
— Правое оно или неправое — это судить нам, а не ему и не вам. А я так полагаю, что дело совершенно неправое. Ваш майор просто ябедник.
— Помилуйте! — отозвался Телятев печально.
— Нельзя мне вас и миловать! Говорю — ябедник! И дело, конечно, проиграет. Таких людей полезно даже поучить!
— Ну а позвольте узнать, ваше высокородие, нет ли возможности какой направить оное дело к благополучному разрешению? Я человек со средствами и сирота. Хотелось бы мне очень одолжить единственного приятеля. Я ему вчера предлагал в третий раз, а сегодня вам доложу. Я готов пять тысяч рублей с удовольствием пожертвовать на это дело, чтобы его разъяснить.
Скрябин пристально поглядел в лицо посетителя ястребиными глазами и как-то мигнул, а потом прибавил:
— Вон как! Что же… разъяснить всё можно. Ведь и мы не святые угодники. И мы можем ошибаться. Конечно, обсудив дело зрело, можно… Как бы выразиться?.. Можно найти законные статьи, кои гласят противоположительно другим…
И он замолчал, как бы не зная, что ещё сказать.
— Дозвольте, ваше высокородие, — заискивающе заговорил Телятев, — мне, маленькому человеку, обратиться к вам с всенижайшей просьбой. Направьте меня и посоветуйте какого-нибудь ходатая взять, чтобы вручить ему сии пять тысяч, дабы он занялся старательно и толково делом друга моего майора.
— Можно. Хорошо, — протянул Скрябин и быстро прибавил: — А как, скажите, вы прозываетесь? Мне солдат чудно вас как-то назвал: Макар Гонялыч…
— Эка дурень он. Макар Гонялыч, да ещё Телятев. Гаврилыч я. А то будто выходит пословица: куда Макар телят не гонял!
— Правда. Правда, — рассмеялся Скрябин и, подумав, заявил: — Что же? Можно! Это можно. Насчёт то есть стряпчего. У нас есть такие ходатаи. Ануфриев, к примеру.
— Так соизвольте, ваше высокородие, как бы так сказать, препоручить ему оное дело и передать ему уплату вперёд. А сии самые деньги я вот с собой взял.
И Телятев достал из кармана довольно объёмистую пачку ассигнаций, перевязанных тесёмочкой, и положил на стол.
— Нет, это что же? — отозвался Скрябин, жадно косясь на деньги. — Ведь это и после можно. Зачем же вперёд?
— Нет, уж будьте благодетелем, сделайте такое одолжение. Господом прошу. Вступитесь за правое дело. Вызовите сего ходатая и от себя вручите ему.
И, поднявшись со стула, Телятев вышел из комнаты, пятясь ради вежливости и низко кланяясь.
— Ах, разбойник! Душегуб! — ворчал он без конца, сидя уже в дрожках, и, наконец, крикнул кучеру: — Нет, на сегодня будет с меня. Обозлили! Пошёл домой.
Через минут десять он был на Лубянке и въезжал во двор большого барского дома. Швейцар, завидя дрожки, выбежал на подъезд. Ливрея его, вся в позументах, и золотая булава ярко сверкнули на солнце.
— Был кто? — спросил он, вылезая из дрожек.
— Были-с. Граф Разумовский.
— Фельдмаршал?
— Никак нет-с. Граф гетман. И приказали доложить, завтра, мол, буду хуже татарина к обеденному столу…
— Что-о?! Хуже татарина? К столу?
— Три раза изволили повторить. И приказали мне: точно-де доложи ты эдак, не переври, мол…
— Понял! Понял… Ну, скажи дворецкому сейчас послать гонца верхового к гетману и передать: 'Завтра, мол, не могу принять, обедаю сам у канцлера Михаила Ларивоныча, у Воронцова, а послезавтра прошу пожаловать и, стало быть, уже не татарином.' Не переврёшь?
— Никак нет-с, — бойко и весело ответил швейцар. — Я тоже надумал, теперича, какой такой татарин…
По лицу, говору и ухваткам крепостного холопа ясно видно было, что барина любит и не боится.
XII
Если Кузьмич исчезал из дому и хлопотал, то виновником было всё-таки его дитё ненаглядное. Посторонний человек, обсудив отношения старика дядьки и юного офицера, однако, взял бы сторону последнего.
Сашок не мог ступить ни шагу, чтобы Кузьмич не явился со своим советом или порицанием.
Каждый вечер, оглядывая кошелёк питомца, Кузьмич расспрашивал, куда Сашок истратил деньги. Когда молодой человек приезжал откуда-нибудь с обеда или вечера, Кузьмич настоятельно и будто с тайной целью допрашивал его, кого он видел, с кем познакомился, о чём говорил.
Но главное, чем досаждал и изводил старик питомца, была одна и та же, почти ежедневно десять раз повторяемая фраза.
— Уберегайся женского пола!
Кузьмич действительно боялся как огня, что какая-нибудь лихая баба вскружит голову его дитю и погубит.
И разумеется, старик только и думал об одном: как бы поскорей женить Сашка. Когда была жива старуха Осоргина, он считал, что это не его дело. Теперь же, когда Сашок остался сиротой на его попечении, он считал своим святым долгом не только подумать об этом серьёзно, но и приступить поскорей к делу.
Кузьмичу казалось, что теперь-то именно, когда они поселились в Москве, и можно всего лучше женить питомца. Невест в дворянских семьях Москвы было много. Старик решил, что нужно, не откладывая дела в долгий ящик, тотчас приняться разыскивать невесту. Не искать богатой приданницы или дочери важного вельможи, а найти добропорядочную девицу, хотя бы и с маленьким приданым, но, главное, добрую и благонравную.
Разумеется, одновременно Кузьмич постоянно повторял питомцу:
— Пора тебе бракосочетаться! Жениться. Пора.
И так как эти слова повторялись постоянно, то они уже начали тоже сердить Сашка, и он начал отвечать, что никакой охоты жениться у него нет.
— Ну, ладно! — отвечал Кузьмич, махая рукой. — Это моё дело. Найду невесту, так придёт у тебя охота.
Несколько времени тому назад, увидя однажды своего питомца на церковном дворе гуляющим
