Черные. На коленках еще пузырились. А так-то нечего про него сказать. Обычный мужик, лет тридцать, наверное. Как он начал снимать-то, я не увидела, не знаю, откуда шел. А побежал прямо здесь, под окнами у нас. Эту кинокамеру-то свою на бегу в сумку засовывал. Кожаная такая сумка, через плечо. До того угла добежал и спрятался вон там, за магазином.
– И это все? – спросила я разочарованно. Если она больше его не видела, из моих поисков ничего, пожалуй, не выйдет.
– Я думала – убег он, – продолжала бабка, плотоядно поглядывая на бинокль. – Ан нет! Смотрю – выглядывает из-за угла-то. А уж разъехались все, я уж хотела вниз спускаться… Он тоже увидел, что нет уже никого, никто за ним не гонится. И пошел так спокойно…
Бабка сделала паузу.
– Куда? – не выдержала я.
Она молчала, поджав губы, и внимательно смотрела мне на грудь.
«Бинокль!» – дошло до меня.
Я сняла с шеи ремешок, на котором висел бинокль, и надела его на тоненькую бабкину шейку. Она тут же вцепилась в него своими сухонькими пальчиками.
Она нагнулась в мою сторону и зашептала:
– Я ить сразу поняла, что он рядом где-то живет. Больно уж знакомый какой-то мужичок… А когда он в дом-то зашел, я и вспомнила – точно, видела его раньше. Здешний мужик, видела его не раз. Ходит еще часто с какой-то шалярвой…
Она прикрыла рот ладошкой и испуганно на меня посмотрела.
– Да где он живет, в каком доме-то? – Я уже потеряла терпение.
– А вот на этой улице, на Пражской. Только не наш квартал, а следующий, между Столичной и Шмидтовской. Видишь, напротив дерева толстого – крылечко с навесом. Аккурат туда и зашел.
Бабка смотрела на меня с торжеством.
– Ну вот, – сказала я удовлетворенно. – «Согласие есть продукт непротивления сторон», как говорил один мой знакомый. Молодец, бабулька.
Бабка не поняла, что это такое я произнесла, но на всякой случай сказала:
– А бинокль-то мой.
Утвердительно сказала, без всяких вопросительных интонаций.
– Конечно, твой, – согласилась я. – Заработала честно.
Ушла я, с бабкой не попрощавшись, а уж со внуком ее – тем более, только браслеты с него сняла.
Когда я направлялась к своему отдыхавшему в тени дерева «пежону», была уверена, что меня рассматривают в бинокль. Обернувшись на бабулькин балкон, я в этом убедилась. Помахав ей на прощанье рукой, я села в машину и подрулила к указанному бабкой дому. И тут же сообразила – рановато я с ней простилась, ведь она теперь продолжает за мной наблюдать.
ГЛАВА 4
Пару минут я просидела в машине, размышляя, что делать дальше. Итак, у кого находится пленка, я выяснила. Можно было бы этим и ограничиться. Сдать этого горе-»репортера» Кирееву, и дело с концом. Но обещала-то я ему пленку, а не ее владельца. Да и потом – как сложится судьба этого человека после того, как за него возьмется Киреев, честно говоря, не знала. Киреев, конечно, законы уважает, но не в тех случаях, когда затронуты корпоративные интересы его ментовской структуры.
Придется, видимо, пленочку мне самой забирать. А для этого нужно как минимум попасть в квартиру. А для этого, в свою очередь, нужно иметь повод, чтобы попасть в нее. Что бы такое придумать?
Мои размышления прервал сигнал вызова мобильного телефона. Кто бы это мог быть? Киреев? Ну нет, он так быстро не остывает. Кто-то из моих эмансипированных подруг? Тоже вряд ли. По давным-давно установленному мною правилу никто из них не звонил мне раньше шести часов вечера, если только их жизни не угрожала опасность. Для болтовни с подругами у меня был отведен вечер, а день существовал для работы, а не для общения.
Нет, это не подруга. Это клиент. Я, конечно, не могла знать, кто именно мне звонит, но была уверена, что человек, который хочет сейчас услышать мой голос, предложит мне заняться поисками убийцы самой известной тарасовской красавицы Ирэн Балацкой.
– Алло, – ответила я, внутренне готовая уже согласиться на это невысказанное предложение.
– Добрый день, – услышала я приятный молодой мужской голос уверенного в себе человека. Очень уверенного. Я привыкла по первой же фразе, по интонации, с которой она произнесена, определять, кем ощущает себя в жизни произносящий ее человек – хозяином ситуации или неудачником-просителем. И очень редко ошибалась.
– У нас нет с вами общих знакомых, – продолжил он, – но мне рекомендовали вас люди, которым я доверяю целиком и полностью…
– Это кто же? – перебила я его.
– Это люди, которым Я доверяю, – он выделил «я» таким тоном, будто это было имя собственное, причем очень известное имя.
Я решила не отдавать ему инициативу в разговоре, кто бы он ни был.
– Поскольку это вы мне звоните, – не дала я ему продолжить, – у меня нет необходимости представляться. Я надеюсь, вы хорошо знаете, КОМУ вы звоните…
Точно так же, как и он, «кому» я выделила особой интонацией.
– …Иначе вы просто ошиблись номером, и весь наш разговор – не больше чем случайная глупость, которая сейчас же и прекратится.
– Я же сказал, я навел о вас справки…
– Мне пока не удалось навести справки о вас, – перебила я его, – поскольку я не знаю до сих пор, о ком их нужно наводить. А по голосу я узнаю только одного человека. Если бы вы сказали мне: «Добрый день, понимаешь…», я бы не спрашивала вашего имени, я бы его знала. И обратилась к вам по имени- отчеству.
Мне, кажется, удалось сбить с него это уверенно-агрессивное высокомерие хозяина жизни и ситуации. Он рассмеялся, хотя и невесело.
– Знаете, я еще не отказался окончательно от мысли стать президентом этой несчастной страны. Не знаю только, насколько это нужно мне. В том, что я нужен России, я не сомневаюсь. Впрочем, извините за неуместный в деловом разговоре смех. А у нас с вами именно деловой разговор. Я возьму на себя смелость представить нас друг другу, чтобы впредь не возникало никаких недоразумений. Вы – Татьяна Иванова, частный детектив по кличке Ведьма, степень эффективности вашей работы, как меня уверяли, сто процентов. Именно этим вы привлекли мое внимание. Я – Родион Евстафьев. И это все, что вам нужно знать обо мне.
В этом он был прав. Вернее, в том, что остальное узнавать не было необходимости. Знала я о нем и без того достаточно много, как, впрочем, и почти все в Тарасове.
Родион Афанасьевич Евстафьев был и остается на сегодняшний день самым богатым и самым умным человеком в Тарасове. Оспаривает это утверждение только один человек в Тарасове – нынешний губернатор, сам претендующий на то же. Их постоянные стычки по экономическим и политическим вопросам постоянно муссируются средствами массовой информации, половину из которых финансирует Евстафьев, а вторую половину – областной бюджет. Недостатка информации ни о губернаторе, ни о его политическом сопернике тарасовские читатели в такой ситуации, как вы понимаете, не ощущают.
Я почти не читаю тарасовские газеты, но зато не пропускаю ни одного выпуска телевизионных новостей, поэтому о Евстафьеве знаю, пожалуй, больше, чем он сам. Если же брать абсолютно объективную информацию – сеть супермаркетов в центральных районах города, несколько нефтяных скважин, туристическое агентство, располагающее двумя четырехпалубными теплоходами типа «река – море», футбольный клуб, в котором Евстафьев является президентом и в команде которого играют по контрактам два бразильца, итальянец и аргентинец. Пожалуй, как когда-то говаривали в Риме, «сказанного достаточно».
– Знаете, Родион Афанасьевич, – ответила я ему, – я не буду наводить о вас справки. Чтобы нам договориться, достаточно того, что вы навели их обо мне. Ставлю один против пятидесяти, что знаю, о чем или, вернее, о ком у нас пойдет разговор…
