высматривая людей.
Внезапно он остановился, крайне удивленный. Навстречу ему бежало конопатое рыжее создание, резко ассоциирующиеся с солнцем. Оно бежало, размахивая пакетом, и перед носом ангела нырнуло в магазин. Доминга помотал головой, спасаясь от наваждения. Будто бы девочка светилась изнутри. Он подождал, пока она вернется из магазина с булкой хлеба, и пошел за ней. Девочка остановилась, чтобы поразглядывать объявления. Она ненароком обратила взгляд на ангела и сама подошла к нему.
— Привет! Ты к нам в гости?
— К вам?
— Да! К нам всегда приходят ангелы. Мама говорит, что папа с вами работал. А разве можно работать с ангелами? С ними надо дружить!
Доминга понял, что это она из тех семей, которым известно о них, и кто знает о реальной опасности.
— Так как, ты зайдешь к нам? Мама всегда рада!
Ангел кивнул и позволил девочке взять за руку себя и вести по городу. Когда они подошли к её дому, она бегом кинулась в подъезд, чуть не упала, но только засмеялась этому. Ангел помог ей подняться, неуловимым движением бровей заставил выпрямиться чуть покосившуюся дверь подъезда. Девочка засмеялась того пуще.
— А её каждый раз выправляют, а она снова через день…!
— Больше не будет! — заверил её Доминга.
Они поднялись на нужный этаж, девочка открыла своим собственным ключом дверь.
— Мама! Я дома! Мам, а у нас гости.
В коридор, пока солнышко снимало обувь, показалась с кухни женщина в переднике и с забранными в пучок волосами. Она сначала удивилась присутствию Доминги, потом прищурилась, внимательно его осмотрела и пригласила в дом. Эл зашел, поудобнее сложив крылья. В последнее время ему стало трудно убирать их на другой план реальности, поэтому он старался по возможности их никуда не девать. Да и месяц, проведенный без крыльев, запомнился, и он думал, что вряд ли выдержал бы, если бы помнил, что такое полет. Полет — это незабываемо…
Женщина пригласила его на обед, и он не посмел отказаться. Рыжая-конопатая прибежала с листком бумаги и карандашами:
— А можно я тебя нарисую? Я таких ангелов еще не видела!
Доминга со смехом согласился. Его еще никогда не рисовали. Девочка, сжимая карандаши в руке, уселась напротив ангела за стол, мама чуть пододвинулась, и тихо, чтобы не отвлекать девочку, спросила:
— Как у вас там?
— Не понял?
— Моя дочь чувствует темняков. Это дар её отца. Что вас удивляет — неужели ангел не может завести человеческую семью? Да, мой муж был ангелом. Почему был — потому что месяцев шесть назад он погиб. Мне так и не сказали, что происходит, хотя люди из корпуса бывают у нас каждую неделю — приносят деньги и все, что нужно, но не говорят о темняках. А недавно моя дочь просто взбесилась посреди ночи — кричала, дергалась, хотела бежать куда-то — темняки её пугают, с её чувствительностью к энергии. Что случилось? В городе полно разрушений, по телевидению говорят о каких-то землетрясения, пожарах; что случилось?
Эл замялся, говорить или нет? Подумав, решил, что все равно ему нужно кому-то высказаться, иначе эмоции выжгут его изнутри, а это женщина никому не расскажет и не осудит — просто выслушает. А Доминга рассказал её не только события последней недели на Земле, но и свои мысли, переживания, сомнения, а когда дошел до Лилии, даже расплакался. Женщина ни слова не сказала против, только накрыла ладонью руку ангела, тяжело вздохнула:
— Мне муж о вас рассказывал, Элергост.
Доминга припомнил, что вроде не называл своего имени, но по его рассказу не трудно было догадаться о его происхождении.
— Я восхищаюсь вами, правда, не потому, что вы сделали многое для Летающего Города, хотя и это тоже, а потому что вы можете это вытерпеть. Другой бы наверное давно бы сорвался, даже мой обожаемый муж. Он мне рассказывал о Городе, о Триаде… Я подумала и решила — это ужасно, а вы решили пойти против, и ведь это огромная ответственностью. Просто пойти — одно, а вот повести за собой — совсем другое, и это куда сложнее. А вы, Элергост, делаете то, что очень важно и нужно, и себя не жалеете. И ведь должен быть кто-то, на кого вы можете опереться! Не ваши Безымянные, не ваш Наставник, не люди — а то существо, ради которого вы бы повторили все заново не раз, и наверняка бы умерли ради него. И правду сказал ваш наставник — в чудо надо верить. Взгляните на нее, — женщина кивнула на девочку, которая от усердия высунула кончик языка и водила острыми карандашами по бумаге, — вот она для меня — чудо, и я верю в нее. Знаете, не надо отчаиваться, это плохо. А Лилия, это ваше чудо, и Господь не даст ей умереть. И вы не дадите, так? Просто потому, что без нее вы не сможете. А вы нужны, поэтому и она нужна. И она это тоже знает.
— Я закончила! Смотрите!
Эл посмотрел на рисунок, но он расплывался перед глазами — слезы мешали. Ангел на бумаге вышел очень грустным и подавленным, а ребенок изобразил у него поломанные крылья. Доминге стало внезапно очень свободно, когда он посмотрел в глаза девочки, обрамленные веснушками. У женщины не было веснушек, значит, она унаследовала их от отца.
— Он снова взлетит, правда-правда. Я знаю, взлетит, с новыми крыльями!
Эл только сейчас заметил, что в её волосах играет солнце — на каждой пряди непослушных локонов свой оттенок. Девочка светилась изнутри. Эл протянул руку неожиданно для самого себя и коснулся рыжих волос. И тут спохватился, что не знает ни имени девочки, ни женщины. Он хотел спросить, но женщин погладила его ладонь с тыльной стороны и сказала без вопроса:
— Жанна. А она — Лилия.
Эл удивленно заморгал, хлопая ресницами, и недоверчиво переспросил.
— Да, именно так, — подтвердила она. — Ваша Лилия её крестила. Она её так и назвала. Моя Лил вообще очень чувствительна к демонам и небожителям, она всегда говорит, если кто-то умирает. Она мне говорила, что позавчера их умерло очень много. Но больше она не говорит о смерти. Так что успокойтесь — вряд ли кто-то из её знакомых скоро умрет, и Лилии точно ничего не грозит.
— Элергост, возьми, хорошо? — Лил протянула ему рисунок. Эл хотел отказаться, но девочка покачала головой:
— Нет, возьми. Для себя у меня еще есть, он лучше. Там ты другой — каким ты станешь. Я буду вспоминать тебя таким, каким ты будешь, ты будешь вспоминать, глядя на этот рисунок — каким ты был. Ведь ты опять будешь летать?
Эл заверил её, что будет летать, и поспешил попрощаться. Разговор с человеческой женщиной подействовал на него неожиданно — успокоил и уверил в жизни. Ангелу уже не было так тяжело — вспомнились те люди. Юноша у магазина, и старушка, но перед глазами стояло рыжее солнце. Как будто специально для него появилось, пригрело, озорно подмигнуло и подарило лучик на память. Эл приложил руку к груди, прижав рисунок в кармане. Правда, да что это он? Раскис совсем, кто будет подгонять этих глупых идеологов? Куда они без него забредут? Всем-то он нужен, но не так, как хотелось бы. Зато теперь Эл точно знал, что вот то рыжее солнце будет очень часто вспоминать о нем просто так, не потому что он там есть кто-то важный, а потому что он был у нее и позволил выдернуть перо на память. Эл дал её огромное маховое перо, 'самое большое перо', как она сказала. И ведь пригласила снова прийти в гости. Потому что хочет еще его нарисовать, потому что он ей понравился…
'В самом деле, солнышко, наполовину ангел, на половину человек… Дьявол, какие парадоксы случаются! И я тоже хочу ребенка, и тоже рыжего! Непременно!'
Эл радостно свистнул, спугнув голубей с крыши, под иллюзией взлетел, и ринулся в корпус. Всего-то нужно было вот так вот поговорить с кем-то…
