— Ой, да оставьте вы эту девку в покое! Все равно такими темпами ей недолго осталось! — махнул на них рукой дворецкий, будто говорил, что в гостиной нужно полить цветы
— В каком смысле? — живо заинтересовались служанки последними новостями, и даже подошли к нему поближе, чтобы не пропустить ничего важного.
— Да девчонка больно дикая, никого к себе не подпускала, пока ходить могла да на своем непонятном языке рычала! А щас лежит он пластом, уже и шевелиться не может, а все равно рычит!
— Батюшки, а что ж дитя то не ходит? Аль хворь, какая приключилась? — уже по-настоящему всполошилась сердобольная старушка.
— Да какая там хворь! — отмахнулся от неё дворецкий, словно она ему про не выбитый ковер напоминала. — Не ест она ничего, и не пьет! От такого кто угодно загнется!
— Что же она ничего не ест? — удивленно переглянулись служанки.
— Первое утро ела и пила, — принялся рассказывать Лиаминиэль. — Но потом она хотела пройти в спальню к нашему господину, а я её оттуда прогнал. Не до неё ему было!
Служанки одобрительно кивнули головами, мол, горе у него, а тут она. Под одобрительные кивки дворецкий загордился и продолжил:
— Несколько раз её оттуда гонял! Представляете?! Пришлось даже выпороть, что бы неповадно было!
— Как выпороть? — удивилась служанка помоложе.
— Как-как! Розгами! — язвительно пояснил дворецкий.
— Как розгами?! Дитятко малое такое розгами?! — вытаращила на него глаза старуха.
— Ага! Так эта паршивка чего удумала! — снова продолжил свой рассказ Лиаминиэль, словно не замечая неодобрительных взглядов со стороны женщин. — Сбежать пыталась!
— Еще бы! — неодобрительно посмотрела в его сторону служанка в передничке.
Дворецкий воспринял это негодование насчет девчушки, и продолжил:
— Вот-вот! Несколько раз стражники её отлавливали и ко мне приводили! Надоело мне все это! Вот я её и отходил хорошенько! Что бы пока хозяин не даст на то распоряжений не лезла, куда не просят! И знаете что? — хитро спросил он у застывших от ужаса служанок. — Подействовало! Она потом до конца дня не то, что сбежать, встать с кровати не могла!
— Так она, что же умирает от того, что ты её выпорол? — спросила служанка помоложе каким-то странным голосом.
— Нет, конечно! — удивился её глупости Лиаминиэль. — Просто после этого она уже не берет у нас ни еды, ни воды!
— Так ведь помрет она от голода! — воскликнула служанка, но Оллавиэль уже не разбирал какая. Он перегнулся через окно, так что бы его стало видно и, однозначно, слышно.
— Лиаминиэль, — тихим и страшным голосом спросил Оллавиэль, — где девочка?
Дворецкий сглотнул и под прямым взглядом хозяина проблеял:
— Мы выделили ей коморку, где складывают не нужные вещи вашего сына, там как раз стояла его старая кровать, у которой с одной стороны отломан крепеж…
— Куда ты её поселил?! — этот тихий спокойный голос не мог обмануть никого. Оллавиэль был в гневе, в ярости, в бешенстве! Просто умел этого не показать!
Он повернулся и вышел из спальни жены
Быстрым шагом он направлялся в указанную комнату. Больше всего на свете он боялся того, что там застанет. Как же так!
Она спасла его, помогла проститься с женой! Он же просил ему верить!
Оллавиэль вбежал в комнату и застыл, как вкопанный. На кровати, перекошенной с одной стороны, лежало то, что осталось от его лесной спасительницы. Некогда довольно жизнерадостный ребенок, у которого просто цвела на губах улыбка, теперь просто худосочной бледной тенью лежал на кровати, и казалось, вообще не дышал. Эльф осторожно, что бы, не навредить, наклонился над маленьким тельцем и прислушался. Чуткие эльфийские уши уловили слабый стук сердца. Жива!
От этой новости у него самого казалось, сердце забилось сильнее. Прежде, чем он успел как-либо отреагировать, в комнату вбежала та самая пожилая служанка с кувшином води, а за нею следом более молодая с тарелкой, в которой находилась какая-то жидкая еда, по виду напоминающая нечто до крайней степени несъедобное.
— Что это? — строго спросил Оллавиэль.
— Так дитятко ж надо отпоить, откормить! А, как же! Ведь помрет же ни за шо, ни про шо! — и сердобольно всплеснула руками. — Угробил дитятко, ирод проклятый!
И даже собралась заплакать. Но вот чего-чего, а женских слез он терпеть не мог в принципе.
— Отставить разводить тут сырость! — строго прикрикнул он на служанок. — Чего не хватало, так это что бы она вдобавок ко всему ещё и простуду подцепила!
Служанки быстро присмирели, вспомнив кто тут хозяин, и выжидательно уставились на него, ожидая дальнейших команд. Оллавиэль приказал им первое, что пришло в голову, лишь бы они ушли:
— Приготовьте ей комнату на верхних этажах, где-нибудь рядом с моей спальней. Хотя нет, поставьте ей кровать в моей спальне! Выполнять! — рявкнул он. Увидев, что служанки застыли в ступоре.
Ещё бы им не застыть. Он сам от себя такого не ожидал. Комната на верхних этажах — это знак почтения и уважение, знак доверия и дружбы. Комната рядом с хозяйской — это только для членов семьи и только для самых близких! Постелить в хозяйской спальне? Да, такой чести не каждый эльфийский ребенок в своей жизни удостоился! Его родной сын так точно ни разу!
А вот она лежит тут и еле дышит. Может и не доживет до утра…. Слишком поздно он спохватился. А если бы не те служанки!
Он чувствовал, как ярость безудержно закипает в нем!
— Отец! — окрик вывел его из этого транса. — Что с тобой? Что здесь происходит?
Это был его родной сын, Бинкиниэль. Дурацкое имя. Но его жена в ту пору любила рыцарские романы. А он очень любил жену! Плоть от плоти, кровь от крови. И он не знал, как ему объяснить свое поведение. В конце-концов, он себе не мог ничего объяснить!
— Кто она? — спросил между тем сын, присаживаясь на край постели. Хотя это он, конечно, зря!
Кровать не выдержала и рухнула на пол… Оллавиэль успел отскочить Бинкиниэль — нет!
Когда Оллавиэль встал на ноги, то первое, что увидел, это взгляд сына Он смотрел на него, как смотрят на падшего героя — с недоверием (неужели это правда), непониманием (как ты мог?) и ужасом (ты просто чудовище!). И было от чего! В падении он подхватил девочку, и теперь он крепко держал её одной рукой и смотрел на кровь у себя на руках. Он осторожно перевернул её и в шоке уставился на спину ребенка. Она была вся исполосована!
— О, Господи! Отец, — вскричал Бинкиниэль, отбросив всю свою эльфийскую сдержанность. — Кто это сотворил?!
— Лиаминиэль, — еле слышно проговорил Оллавиэль, что было признаком страшной ярости.
Но сын с такой особенностью отца был не знаком, поэтому продолжил подливать масло в огонь.
— Как ты мог такое допустить! — он был зол. А ещё ему было ужасно стыдно за то, что отец такое допустил. — Она же ребенок! Ты посмотри на неё! Ведь такое не каждый взрослый переживет! Куда ты смотрел?!
— Бинкиниэль, — от этого голоса, казалось, даже стены поежились, — отнеси нашу гостью в мои покои и проследи, чтобы служанки напоили, накормили и обработали ей раны. А я проконтролирую, что бы Лиаминиэль раз и навсегда запомнил, что такое эльфийская гостеприимность.
И ушел.
Лиаминиэль потом ещё долго кричал во дворе, но Бинкиниэль был занят вытаскиванием их маленькой гостьи с того света. Это было крайне трудно, но они с отцом справились, и на рассвете третьего дня малышка открыла глаза.
Увидев рядом эльфов, она непроизвольно дернулась. Но потом, опознав одного из присутствующих, прохрипела еле слышно:
— Домой!
— Тебе пока никуда нельзя! — мягко ответил ей Оллавиэль.
