— Ну что ж, я поехала,— сказала я бодро.— Вы просто душка.
Ее прощальное слово было кратким. Три слова, одно из которых начиналось на букву «Ж». Ее мамочка определенно не научила ее вести себя, как подобает настоящей леди, по крайней мере не больше, чем моя меня. Я решила съездить к Энди домой, потому что, честно говоря, больше я ничего не могла придумать.
ГЛАВА 23
Я подъехала к жилому массиву, где когда-то жил Энди, счастливая от мысли, что мне нужно печатать отчет о событиях дня. По правде говоря, у меня не было никакого плана, никакой стратегии относительно того, как бы свернуть это дельце. У меня не было никаких улик. Я просто переезжала из одного конца города в другой, надеясь наткнуться на что-нибудь могущее оказаться полезным. Я также старалась избегать собственного дома, внутренне приготовившись увидеть у себя на пороге полицейских с ордером на мой арест в руках. Энди был лишь одним из многих недостающих связующих звеньев. Кто-то разработал сложный план с целью дискредитировать Ланса и убрать двух сотрудников «Вуд и Варен».
Энди существенно облегчил организацию подлога, но, после того как Олив вознеслась в лучшие миры, он, видимо, решил, что и ему самому будет нелишним исчезнуть. Если бы я смогла выяснить, какого рода связь существовала между организатором всей этой заварушки и Энди Мотика, возможно, я поняла бы, в чем заключается главный приз.
Электронные ворота были открыты, и я проехала, не привлекая внимания грозных охранников и злобных собак. Высокая светловолосая женщина в спортивном костюме выгуливала абрикосового пуделя, но она едва взглянула на меня. Я припарковала машину на том клочке стоянки, который остался после исчезновений Энди. Я взобралась на площадку второго этажа и открыла дверь ключом, который лежал в известном мне месте. Должна признаться, войдя в квартиру, я подозрительно принюхалась, с опаской ожидая увидеть Энди в том же виде, в котором передо мной предстала Лида Кейс. Запах был нормальным, и на книжных полках лежал слой пыли, свидетельствующий о том, что здесь уже несколько дней никого не было.
Я прошлась по квартире и убедилась, что я в ней одна. Затем я вернулась, открыла стеклянную дверь и заглянула в каждую спальню, затем вернулась в гостиную и отдернула гардины. С любопытством оглядываясь по сторонам, я перемещалась в неярком свете. Энди вел такой спартанский образ жизни, что его жилище казалось покинутым, даже когда он жил здесь. Однако теперь вокруг квартиры была аура свободного, незанятого места. Повсюду прямо на ковровом покрытии валялись обрывки бумаги. В таких ситуациях я обычно ищу явные улики — загадочные письма, счета из мотелей, краткие описания маршрутов, указывающие на местопребывание исчезнувшего человека. Кусочки бумаги на полу не были ничем из вышеперечисленного, и я не придумала ничего умнее, чем опуститься на четвереньки и прочитать их все. Частные расследования чреваты множеством процедур, унижающих человеческое достоинство.
Аптечка в ванной комнате была совершенно пуста. Также исчезли шампуни, дезодоранты и кремы для бритья. Где бы он ни оказался, он будет, без сомнения, гладко выбрит и от него будет идти приятный запах. Из его спальни исчезли грязная одежда и содержимое синих пластиковых ящиков. Осталась одна пара боксерских трусов в цветочек. Меня всегда поражало мужское белье. И никогда ведь не догадаешься, глядя на эти строгие костюмы — тройки! Он оставил также свой велосипед, тренажер для гребли и несколько коробок из-под него. Еще там было несколько небрежно свернутых простыней в ящике для белья и пакет с пиццей в морозильной камере. Он забрал бутылку спирта и шоколадки «Милки Уей», возможно, предполагая, что его жизнь в дороге превратится в сплошное поедание сладостей и беспробудное пьянство.
Карточный столик был на месте, на нем стоял автоответчик, алюминиевые стулья сдвинуты вместе, словно он недавно устраивал банкет по программе Скудной Диеты. Я села, положив ноги на ближайший стул, и оглядела то, что служило ему кабинетом. На столе оставалось несколько карандашей, блокнот, загустевший штрих и несколько неоплаченных счетов. Его автоответчик был той же модели, что и у меня. Я протянула руку и открыла окошечко, где были написаны «наиболее необходимые» номера телефонов. Из шестнадцати отведенных для этой цели полос заполнены были только шесть. Воображения Энди хватило на пожарную команду, полицейский участок, «Калифорния Сити», его бывшую жену и пиццерию с бесплатной доставкой.
Я смотрела на панель автоответчика, соображая, как тут у него все устроено. Я осторожно нажала на кнопку со звездочкой слева от нуля. На моем аппарате, если нажать звездочку, набирается номер, по которому последний раз звонили. Аппарат набрал номер, который высветился в окошечке. Номер показался мне смутно знакомым, и я его записала. Раздались гудки. Третий. Четвертый.
Кто-то поднял трубку. Раздалось какое-то потрескивание, затем наступила тишина и голос на том конце провода ожил.
— Добрый день. Говорит Олив Коулер, номер 555-3282. Извините, что некому с вами поговорить. В настоящий момент я нахожусь в супермаркете, но буду дома около половины пятого. Если вы оставите свой номер и то, что вы хотите сообщить, я перезвоню вам, как только вернусь. Если вы звоните подтвердить, что вы придете на новогоднюю вечеринку, просто назовите себя и мы увидимся с вами вечером. Пока.
У меня сжалось сердце. Никто не поменял кассету после смерти Олив, и вот она снова была там, навечно оставшаяся в том предновогоднем дне, записывающая свое сообщение, прежде чем отправиться покупать продукты для вечеринки, которой не суждено было состояться.
Словно подчиняясь какому-то болезненному импульсу, я снова нажала на кнопку со звездочкой. Четыре гудка и снова Олив поднимает трубку, ее голос звучит глухо, но он все еще полон жизни. Она все еще собирается покупать овощи к вечеру, все еще просит оставить свое имя, номер и что вы хотели бы передать. «Пока»,— сказала она. Я знаю, что, набери я этот номер еще сотню раз, она все так же будет повторять «пока», не зная еще, что прощается навсегда.
Последний звонок Энди был к Олив, но что это могло означать? И вдруг словно молния сверкнула у меня в мозгу. Я увидела, как Олив открывает дверь, в руках у нее сумки с овощами, пластиковая бомба в пакете, адресованном Терри, покоится сверху на сумке. Когда дверь открылась, зазвонил телефон, вот почему она в спешке бросила пакет. Может быть, Энди знал, что на пороге ее ждет эта посылка, и позвонил, чтобы их предупредить.
Я заперла двери квартиры, села в машину и поехала обратно в город, свернув с дороги, чтобы наскоро проглотить ланч в бистро. По логике вещей, следующей моей остановкой должен был быть дом Коулеров, однако, повернув на дорожку, ведущую к дому, я почувствовала волнение и тревогу. Я, естественно, не была здесь со дня взрыва, и мне вовсе не хотелось снова переживать этот кошмар. Я припарковала машину напротив дома и бодро шагнула через дыру в заборе, где раньше были ворота. От них остались только два столба, и железо было скручено в тех местах, где бомбой сорвало тяжелые деревянные ворота с петель. Местами обгоревшие кусты были совершенно голыми.
Я подошла к дому. Зияющее отверстие на том месте, где раньше была входная дверь, было забито небольшими кусками картона. Одна из колонн, поддерживающих навес над крыльцом, раскололась надвое, и на ее месте была наскоро сооружена подставка из подручных материалов. Дорожка выгорела, трава по бокам была редкой и черной. Перед входом стояли козлы и табличка, которая предлагала воспользоваться черным входом. Я все еще чувствовала слабый горьковатый запах луковиц, разбросанных по двору, словно горсть жемчуга.
Я почувствовала, что мой взгляд неудержимо притягивает то место, где беспорядочной массой лежала в тот вечер Олив. Я припомнила теперь, как я предложила понести пакет, раз уж обе руки у нее были заняты сумками с зеленью. Ее небрежный отказ спас мне жизнь. Иногда смерть проходит совсем рядом, подмигивая, кивая, с ехидным обещанием вернуться за нами в другой раз. «Интересно,— подумала я,— ощущает ли Терри такое же чувство вины за то, что Олив погибла как бы вместо одного из нас?»
Я затаила дыхание и трясла руками, словно марафонец в середине дистанции, и затем зашла с
