покурить.
— Нам дал покурить — и спасибо. А ждёт кого или не ждёт, то его забота, — отозвался более практичный и менее любопытный Никола.
На пересечении двух пулемётных трасс, мальчик повернул и пополз ориентируясь на ту, что прежде шла сбоку под углом. Она вывела его к завалу камней. Протиснулся в щель между валунами — ему, невеликому ростом, там можно было достаточно просторно разместиться.
Но здесь ещё холоднее, не только холодный воздух, но и промёрзшие камни вытягивают тепло из тела.
Мальчик осторожно, чтобы не поднять шума, достал из торбы сухарик, втолкнул за щёку. Сел на торбу, поглубже натянул ушанку с завязанными под подбородком ушами, скрестил руки на груди, засунув ладони под мышки, склонил голову, стараясь дышать за ворот пальто. Так тепло меньше расходуется. Затих, и не отрываясь взглядом от лаза стал медленно и аккуратно рассасывать сухарик. На дольше хватит и риска меньше — если сильно сосать, то зубы быстрее расшатываются и кровь из дёсен идёт.
Начало лета 41–го
В Раухумаа, небольшой карельской деревеньке севернее Ладожского озера, русские солдаты бетонировали силосную яму. Потом внезапно стройку прекратили и вернулись в свой палаточный военный городок, а оттуда, вскоре, их перебросили ещё куда — то, по слухам, на строительство долговременных огневых точек Сортавальского укрепрайона.
Воспользовавшись их отсутствием и решив, что не взято солдатами, то им больше не нужно, ребятишки перетащили лодку — плоскодонку, в которой военные строители размешивали бетонный раствор, в ирригационную канаву. Канава та была метра четыре шириной да с полсотни метров длиной. Но для них лодка была кораблем, а канава морем.
Лодку как смогли, осмолили, что стоило не только немалого времени, но и ошпаренных смолой голых рук и босых ног. И слёз — если брызгал смолу сам, или тычков и затрещин — если брызги смолы летели из чужого черпака — приколоченной к палке консервной банки. Из досок вытесали весла, а уключинами стали прибитые к бортам скобки из сложенных вдвое полосок кровельной жести. Плоскодонку спустили на воду и опробовали. Она вихляла от берега к берегу, и нередко врезалась в него. Но просмолённой оказалась довольно удачно и почти не текла. Впрочем, водонепроницаемость, возможно, объяснялась не умелостью просмолки, а пропитанностью её бетонным раствором.
Однако, самым сложным оказалась не подготовка корабля к плаванью, а распределение должностей. Никто из старших ребят не захотел быть простым матросом, зато претендентов на капитанский пост оказалось почти столько же, сколько и участников. Не зарились на него только двое первоклассников, которые были довольны уже тем, что их вообще приняли в команду.
В конце концов порешили установить четыре командирские должности: капитан, помощник капитана, командир команды гребцов, боцман. Капитаном стал Генка Лосев, мальчик сильно переживавший из — за своего невысокого роста. Поэтому он занимался почти всеми видами спорта, кроме штанги, а чтобы лучше расти, каждый день ел грецкие орехи. Помощником капитана выбрали улыбчивого, доброжелательного ко всем, и особенно к добрым людям Шурку Никконена, командиром команды гребцов Мишку Нарожного, мальчишку сообразительного на всякие технические хитрости, да к тому же с умелыми руками. А боцманом Микко (или по-русски Мишу) Метсяпуро, наверное для того, чтобы не оставить старшего по возрасту без командирской должности. Общительный и непоседливый, много читавший, любивший пересказывать прочитанное и, мягко говоря, фантазёр при этом, он мало соответствовал классическому представлению о боцмане — старом морском волке, суровом, молчаливом, требовательном к себе и к подчинённым. Многие считали его легковесным и несерьёзным. Матросами стали два Анатолия, младшие братья Генки Лосева и Шурки Никконена, неразлучные друзья, у которых на двоих и прозвище было одно — Два — Толяна. А если речь заходила об одном из них, то говорили — Пол — Толяна.
Формально обязанности гребцов возлагались на матросов, но они быстро выдыхались, и на веслах по очереди сидели все, включая капитана.
Днём, как только справлялись с прополкой и другими, порученными родителями делами, или сбегали от этих дел, команда собиралась на берегу возле лодки, то есть возле корабля. Помощник капитана Шурка Никконен строил команду в шеренгу, по «Вахтенному журналу» делал перекличку и докладывал капитану, что вся команда в сборе (или отсутствуют такой — то и такой-то). После чего капитан приказывал.
— Команде на корабль!
Все размещались в лодке.
— По местам стоять, со швартов сниматься!
Боцман отдавал швартов — отматывал от вбитого в берег колышка верёвку с размочаленным после узла концом. На чём, собственно говоря, все боцманские обязанности заканчивались. По крайней мере, до возвращения из плавания, когда ему надлежало привязать лодку к колышку.
— Полный вперед! — Командовал капитан.
— Полный вперед! — Повторял помощник капитана.
— Гребцам на весла! Полный вперед! — Усугублял команду командир гребцов.
Лодка выходила на середину канавы, чтобы весла пореже цеплялись за осоку и другую водную и прибрежную растительность, а то и за самый берег. А команда славного брига, клипера или фрегата, в зависимости от ситуации, отправлялась к необитаемым островам, исследовала необжитые ещё земли, или участвовала в безжалостных боях то с пиратами, то с дикими кровожадными туземцами.
Дел предстояло немало. Хотели выровнять площадку, где происходили утренние построения, установить на ней флагшток, сделать два флага, один большой на площадку, другой поменьше, на корабль. И надо было придумать название кораблю.
Но ничего больше не успели, — началась война.
Забрезжило. Высоко в небо ушла автоматная трасса. Потом из той же точки вторая, но пониже, под углом градусов в сорок пять. Пора. Поеживаясь, озяб даже за недолгое, но неподвижное сидение меж камней, мальчик выбрался из укрытия, и теперь не таясь пошёл к немецким окопам, придерживаясь визуальных ориентиров, указывающих безопасный от мин путь. Вдоль автоматной трассы, на расщепленную берёзку, от неё на «седло», на камень с выемкой посредине, дальше на пенёк, потом на воронку, которую надо обойти справа…
— Хальт!
Остановился.
— Хенде хох!
Поднял руки.
— Ком!
С поднятыми руками подошёл к немецкому окопу и спрыгнул в него.
Подполковник дождался лейтенанта.
— Нормуль?
— Так точно.
Кивнул в знак одобрения, попросил «сварганить чайковского» и опять вышел из блиндажа. На этот раз шинель надел в рукава и пуговицы застегнул. Стал внимательно всматриваться в нейтральную полосу и часовым приказал.
— Смотрите получше. Но с оружием аккуратно, без команды не применять. Понятно?
— Так точно, — Симахин со значением посмотрел на Николу.
Тут же, неожиданно для часовых через бруствер переметнулся человек в белом маскхалате и не успели они сообразить как им на это реагировать, а подполковник уже крепко обнял его, и шёпотом, чтоб не слышали солдаты, спросил:
