Инерция страха. Социализм и тоталитаризм

него самого, и для общества в целом. Теперь я увидел, что их отнюдь не достаточно. Я увидел, что ни у меня, ни у моих друзей нет необходимых общих критериев для принятия решений. Я не имею в виду, конечно, формальных критериев, которые позволяли бы вычислить значение некоего икса, и если он окажется меньше единицы, то выбирать да, а если меньше единицы, то нет. Таких критериев нет и никогда не будет. Человек, стоящий перед проблемой нравственного выбора, в конечном счете всегда решает эту проблему интуитивно, в соответствии со своей совестью. Но интуиция не висит в безвоздушном пространстве, работа интуиции определяется фундаментальной системой идей и цен­ностей, мировоззрением человека. Вопрос о смысле жизни не может быть исчерпан одной фразой или несколькими правилами. Ответом на него является мировоззрение.

Но никакого мировоззрения не было. Какие-то остатки старого, какие-то зародыши нового, а в общем — ничего. Пустота. Вакуум. И единственной различимой силой в этом вакууме была инерция страха, инерция, не встречавшая сопротивления и поэтому имевшая все шансы продолжаться до бесконечности.

Я стал все реже и реже вступать в спор на политические те­мы, а потом и вовсе прекратил это занятие. Я убедился, что да­же небольшие различия в остатках мировоззрения в большей степени влияют на поведение человека в обществе, чем все со­циально-политические дискуссии. Логика не поможет убедить человека сделать нравственное усилие, если он не знает, зачем он живет, или знает, что живет не за этим. За критическими вы­сказываниями таких людей я различал знакомые до тошноты очертания кукиша в кармане, а в каждом рассуждении невоз­можно было не видеть, что оно построено по столь же знакомым законам логики самооправдания. Я понял, что мне необходим синтез моих общественных воззрений с представлением о смыс­ле жизни, которое раньше казалось мне сугубо личным делом. Без такого синтеза я не мог найти основы для принятия кон­кретных решений. Без синтеза была пустота, а в пустоте тела движутся по инерции безостановочно. Мне стало ясно, что книга об инерции страха, а вернее, против страха, которую я задумал, должна быть, по существу, книгой о мировоззрении.

Наверное, ни один политический переворот в истории не про­изводил такого разрыва в культурной традиции, как револю­ция 1917 года. Строя свое личное мировоззрение, каждый из нас не может просто продолжить какую-либо из линий дорево­люционной русской культуры. Мы можем и должны их исполь­ зовать, но не в нашей власти срастить омертвевшие ткани. Мы должны начинать с начала — живя в промышленно развитой стране в конце двадцатого века. Это эксперимент, имеющий ми­ровое значение.

Я надеюсь, что тот, кто ощущает необходимость целостной системы взглядов, прочтет мою книгу с интересом. Мировоз­зрение, к которому он идет или пришел, будет в чем-то совпа­дать с моим, в чем-то от него отличаться. Но в одном я уверен. Любое целостное мировоззрение, способное увлечь человека, определить для него смысл жизни, будет антитоталитарным, оно будет побуждать человека к активному вмешательству в общественную жизнь. Ибо наша общественная жизнь унизитель­на и абсурдна. Она отнимает смысл у всего, к чему прикасается, а прикасается она ко всему. Какой бы род деятельности вы ни избрали — науку ли, искусство, производство товаров или вос­питание детей или любой другой — вы постоянно убеждаетесь, что в попытках сделать нечто значительное тоталитаризм снова и снова преграждает вам дорогу, и если вы в самом деле хоти­те что-то сделать, то вынуждены будете вылезть из скорлупы своей узкой профессии. (Мальчики и девочки! Не слушайте сво­их родителей, когда они поучают вас расхожей мудрости тота­литарного человека. Они хорошие люди, но искалечены годами страха и унижений. Они хотят вам добра, но учат, как лишать жизнь смысла. Жизнь интереснее, а вклад в нее каждого инди­видуума - значительнее, чем они привыкли думать.)

Сейчас реальный вклад в оздоровление нашей общественной жизни — это в той или иной форме борьба за основные права личности. В конечном счете эта борьба невозможна без откры­того противостояния тоталитаризму, открытого требования соблюдения прав человека. Никакими софизмами не обойти этой истины.

Каждое выступление в защиту прав человека в некоторой степени меняет ситуацию в стране. Ни одно нравственное дейст­вие не остается без последствий. Движение за Права Человека — это уже заметная брешь в глухой стене тоталитаризма. За год, прошедший с июня 1975 г., когда я заканчивал первую часть книги (я отдавал книгу в самиздат по частям), произошло два важных события, укрепивших Движение. Первое — присужде­ние Нобелевской премии мира академику Сахарову; второе ~ рост возмущения на Западе преследованиями инакомыслящих в Советском Союзе, приведший, в частности, к изменению по­зиции французской компартии. Тот факт, что Жорж Марше не приехал на XXV съезд КПСС в феврале 1976 г. 'из-за расхожде­ний по вопросу обращения с инакомыслящими', как он заявил корреспондентам, свидетельствует, что диссиденты в СССР стали явлением, с которым уже нельзя не считаться.

Значение диссидентов для общественной жизни внутри страны в том, что они создают новую модель поведения, которая одним своим присутствием влияет на каждого члена общества. Диссидентство — это вынужденный выход из системы. Но судьба системы зависит в конечном счете от тех, кто остается в ней. Малые изменения в мышлении и поведении многих людей — вот что сейчас нужно в первую очередь. И конечно, для демокра­тизации необходимо, чтобы какая-то ощутимая, не исчезающе малая часть общества ее активно добивалась. 'А что я могу сделать?' — этот вопрос часто приходится слышать, когда заходит речь о демократизации и о правах личности. В подавляющем большинстве случаев этот вопрос неискренен. Важно всерьез хотеть.

Будущее не предопределено. Ни для отдельного человека, ни для народа в целом нет непреодолимой силы, которая фатально влекла бы его в бездну. Наша судьба зависит от нас самих, от нашего коллективного разума и воли. Осмысленность нашей жизни — в наших руках.

Москва, июнь 1976 г.

Ссылки и примечания к третьей части

1. Мир, прогресс, права человека. Нобелевская лекция. См.: Андрей Сахаров. 'О стране и Мире' (сборник произведений), изд-во 'Хроника', Нью Йорк, 1976, стр. 15.

2. Р.А. Медведев. 'Что нас ждет впереди?' (О 'Письме вождям' А.И.Солженицына).

3. К сожалению у меня не сохранилось указания на источник, откуда я сделал эту выписку. Кажется: A.Schlesinger. The Vital Center.

4. О критическом отделе журнала 'Новый мир', 'Литературная газета', 1 июля 1954 г.

5. Huib Leeuvenberg. Is Amnisty Impartial Enough? ICM/12-14 8 sept. 1975, Appendix.

6. Реасе is too politicisied for prizes. Nature, October 16, 1975.

7. А.И. Солженицын. Выступление по английскому радио. 'Вестник Русского Христианского Движения' № 117, стр. 137, (1976).

8.W. Laquer and Labedz. A quation of Survival, Hasper’s Mag., vol. 251, #1502 (1975), р. 20.

9. р. 22

10. Herbert Marcuse. One demensional Man, Beacon Press, p. XXI

11.рр.ХП-ХШ

12. р. XIII

13. р. XV

14. р. XV

15. р.3

16. рр. 10-11

17. Alvin Toffler. Future Shock. Bantom Books.

18. р.208

19. р.226

20.  р. 9