— Богданов Александр. Меньшой.
— А есть еще большой?
— А как же иначе! Неужели все Богдановы махонькие, как я?..
Смех — что огонек в лесу: на корму потянулись пассажиры. Шустров, стоя у руля в рубке, вдруг услышал:
Кто-то на корме пел о Ледовом походе, и Шустров тихо подпевал:
Шустров хорошо помнил Ледовый поход в марте 1918 года, когда у Ханко появилась германская эскадра. Этой же дорогой, по которой «КП-12» сейчас шел на Ханко, «Ермак» выводил из Гельсингфорса советский флот, не сданный матросами врагу.
— Иди, Алеша, к хлопцам, повеселись, — сказал Шустров юнге, не отходившему от него ни на шаг.
Алеша мигом перебежал из рубки на корму. Там пели песню за песней: «Варяга», «Катюшу», «Ермака»… Запели, конечно, и про кочегара, — слова всем знакомые, много раз петые, а для Алеши они звучали сейчас ново. Он слушал и смотрел на синие льдины, на волны, свинцово-темные, с проблесками то лазури, то густой зелени. Море иногда заглушало певцов. Налетал ветер, срывал и куда-то уносил их голоса. Но сильный матросский хор все же одолевал и ветер и волну, и песня еще громче и печальнее взлетала над палубой:
На горизонте чернела едва видимая полоска земли. Алеша всматривался в эту полоску, слезы застилали ему глаза. Возможно, это и есть остров, где затеряна могила его отца?..
— Дробь! — прервал певцов низенький матрос, взглянув на юнгу. — К чему такие унылые слова? Вот послушайте, как у нас пели на тот же мотив:
Голос у матроса был сиплый, простуженный, петь он не умел, и все рассмеялись.
— Это же пародия, — сказал Камолов.
— Сам ты пародия. Это песня отряда капитана Гранина. — Матрос привлек Алешу к себе: — Ну что, юнга, раскис? Про Гранина слыхал?
— Слыхал.
— Гранин раскисляев не любит. Матрос, говорит, мужчина крепкий. Все перенесет и всегда песни поет. Чуешь?
— А верно, что Гранин с бородой? — спросил Алеша.
— У-у-у, страшная бородища… — смешно показал матрос. — Черная. Длинная. Как у Черномора.
— Я тоже про капитана Гранина слыхал, — сказал Камолов. — Мне рассказывали, как он в свой отряд самых отчаянных набирал.
— Как?
— А вот как. Вызвал его командующий и говорит: с любого корабля выбирайте любого матроса, только чтобы отряд не посрамил чести Балтийского флота. Он придет на корабль, походит, посмотрит, — ему сразу подают список личного состава. Этот, говорят, лучший механик, этот — отличный сигнальщик, в общем, Гранину рекомендуют самых отличных. А он говорит: «Лучших специалистов забирать не хочу. Дайте мне, кого надо на исправление. Кто, говорит, у вас сидит на гауптвахте?»
— А ему, — подхватил кто-то из железнодорожников, — отвечают: «На гауптвахте загорает Василий Камолов, бывший составитель товарных поездов, а ныне мастер складского дела…»
Камолов отмахнулся и упрямо продолжал:
— Гранину приносят список, он спрашивает: «Этот в чем провинился? Лодырь? Отставить. А этот? С патрулем поспорил? А до того провинности в службе были? Не были? Давайте его сюда». И как начнет мылить, как начнет!.. Дисциплину, мол, не соблюдаешь! «Да тебя же, говорит, со службы гнать надо. Кровью вину хочешь искупить? Только, говорит, у меня патрулей нет: закон нарушил — трибунал, в бою струсил — расстреляю собственноручно. Понял? Дурь, говорит, я из тебя живо вышибу. Ну, иди досиживай, а потом на фронт». Вот как Гранин народ подбирал…
— Глупости все это! — возмутился низенький матрос, он в упор злющими глазами смотрел на Камолова. — У кого что болит, тот про то и болтает. Гранин нарушителей терпеть не может.
— Не расстраивай, матрос, нашего Васю. Он уже три раза навещал кронштадтского коменданта — все надеялся, что туда за ним Гранин придет.
— Так и не пришел Гранин?
— Не пришел. Не взял Васю в разведчики. А ведь как просился…
— Командующий действительно разрешил Гранину на любом корабле выбирать матросов, — серьезно сказал матрос. — Но Гранин в десант брал самый отборный народ. Дисциплина железная. «Мне, говорит, нужны такие бойцы: одна нога здесь, другая в Хельсинки». Из Кронштадта вышли: сто двадцать патронов на брата, на пять суток продовольствия — это энзе, а тылов-обозов никаких. «Снабжаться, — сказал капитан, — будем в бою». Вернулись — энзе в полной сохранности сдали на склад…
— И спирт тоже сдали? — ехидно спросил Камолов.
— Какой же дурак сдает спирт на склад? — добродушно ухмыльнулся матрос. — Спирт израсходовали на медицинские нужды…
Алеша завороженно глядел на матроса. Лицо обветренное, строгое, будто выковано из меди, а в глазах, хоть и грозно они смотрели на упрямого солдата, пряталась такая душевная доброта, что Алеше захотелось подсесть к этому крепышу ближе, послушать, что расскажет он про жизнь знаменитого на Балтике гранинского лыжного отряда.
— Нас у Гранина было двое Богдановых, и оба Александра, — рассказывал матрос. — Разница между нами только одна: я, как видите, маленький. Зато мой тезка — ростом сто восемьдесят шесть сантиметров!
