артиллеристы полковника Трофимова открыли огонь по неприятелю, который пошел в атаку на отступающую колонну русских.
Прибывший на подмогу артиллеристам 189-й пехотный полк во время развертывания для атаки был неожиданно обстрелян с близкого расстояния из пулеметов. Роты смешались, и солдаты в панике бросились в лес. Через несколько часов подоспевшие австрийцы пленили около трех тысяч человек — артиллеристов и пехотинцев.
У Корнилова под рукой уже не было резервов, чтобы выправить ситуацию. До темноты многотысячные германские войска с артиллерией заняли Дуклу, а передовые полки австрийцев — Тржициану. Кольцо окружения вокруг Стальной дивизии сомкнулось. Помощи ей ждать уже не приходилось.
Капитуляция в таких условиях была бы вполне естественным делом. В те годы не принято было судить командиров любых рангов за то, что они не желают губить понапрасну людей и предпочитают смерти плен. Но Корнилов не был бы Корниловым, если бы не попытался вырваться из кольца окружения.
В вечерних сумерках 48-я Стальная дивизия пошла на прорыв. Превосходство германцев и австрийцев было подавляющим. Счастье улыбнулось только 191-му Ларго-Кагульскому полку и одному батальону 190-го Очаковского полка. Но они вынесли из окружения все знамена дивизии, что давало право восстановить дивизию под прежним названием, равно как и ее прославленные во многих войнах полки.
Корнилов и здесь остался верен себе, взяв командование над батальоном 192-го Рымникского полка, прикрывавшего отход русских. Арьергардный батальон полег на поле боя почти полностью. Лишь семь человек во главе с Корниловым остались в живых и смогли уйти в горы. Но перед этим он стал свидетелем пленения своей дивизии.
С рассветом огонь противника со всех сторон обрушился на оставшихся в окружении. Русские стрелки отчаянно отбивались, расстреливая последние патроны. На предложение парламентера сдаться генерал Корнилов ответил, что он не может этого сделать лично, и, сложив с себя командование дивизией, скрылся в лесу. Оставшиеся в живых три с половиной тысячи солдат и офицеров сдались немцам — положение их было безвыходное.
Семь человек во главе с генералом Корниловым, раненным в руку и ногу, несколько суток без пищи и медикаментов блуждали по незнакомым горам, надеясь перейти линию фронта. 28 апреля их, израненных и обессиленных, взяли в плен австрийцы. Дважды раненного командира дивизии нес на себе раненый батальонный санитар.
Нам трудно понять, как генерала, попавшего во вражеский плен, могли наградить, и не посмертно, как, скажем, Д. М. Карбышева, а именно в то время, когда генерал находился в плену. Однако именно так было с Лавром Георгиевичем Корниловым.
Действия 48-й Стальной дивизии, несмотря на печальный исход ее прорыва из окружения, были высоко оценены командующим Юго-Западным фронтом генералом Н. И. Ивановым. Он обратился по инстанции с ходатайством о награждении доблестно сражавшихся полков и артиллерийской бригады по сути дела погибшей дивизии и ее командира.
Император Николай II высочайшим указом пожаловал генерал-лейтенанту Л. Г. Корнилову Военный орден Святого Георгия 3-й степени — высокую боевую награду для младших генералов. Наиболее достойные офицеры стали Георгиевскими кавалерами, получив орден Святого Георгия 4-й степени. Все нижние чины — рядовые солдаты и унтер-офицеры Стальной дивизии — были награждены Георгиевскими крестами, единственным в царской России солдатским орденом.
Такое массовое награждение и особенно плененного командира дивизии произошло неспроста. Ведь генерал Корнилов своими действиями спас от полного разгрома и 24-й армейский корпус, и всю 3-ю армию Юго-Западного фронта...
Плен первой мировой войны совсем не походил на плен второй мировой войны для генералов воюющих сторон. Они получали неплохое питание, медицинский уход, возможность пользоваться услугами своего денщика, делать некоторые покупки. А в принципе можно было бы и вовсе получить личную свободу, дав подписку о дальнейшем неучастии в боевых действиях.
Но русский генерал Лавр Георгиевич Корнилов имел твердые понятия о чести и воинском долге. Он страшно томился в плену, рвался из него, чтобы вновь оказаться в рядах действующей армии. Не давало покоя и неудовлетворенное честолюбие. Он никак не мог смириться с тем, что в возрасте 45 лет пришел конец его успешной военной карьере. К тому же, воспитанный в лучших традициях российского казачества, Корнилов считал плен позором для себя.
Первоначально генерал Корнилов был помещен австрийцами в замок Нейгенбах, близ Вены, а затем перевезен в Венгрию в замок князя Эстергази в селении Лека, который охранялся внутренними и внешними постами. Корнилов дважды пытался бежать из плена—и неудачно. Плен свел его с бывшим сослуживцем по Заамурскому округу пограничной стражи генералом Е. И. Мартыновым. Тот оказался в руках австрийцев при следующих обстоятельствах. Возвратившийся на действительную службу с началом войны отставной генерал-пограничник на самолете проводил разведку расположения противника. Над городом Львовом летательный аппарат был сбит.
Корнилов и Мартынов сумели раздобыть гражданскую одежду и стали готовиться к побегу. Их выдал кастелян замка. После этого охрану пленных генералов усилили, следя за каждым их шагом. Тогда Лавр Георгиевич пошел на хитрость. Он две недели почти не спал, мало ел и изнурил себя до такой степени, что австрийские врачи вынуждены были признать его больным. Генерал пил много крепко заваренного чая — чифир, вызывая тем самым частое сердцебиение.
В июле 1916 года Корнилова определили на лечение в госпиталь для военнопленных, расположенный в венгерском городе Кессог. Австрийцы продолжали подозревать, что больной русский генерал не отказался от мысли бежать из плена, усиленно охраняли его. Того отправили в госпиталь вместе с вестовым Д. Цесарским, который и стал организатором нового, удачного побега.
Следует отметить то, что австрийское командование после боев в Карпатах видело в генерале Корнилове опасного для себя русского военачальника. Один из мемуаристов писал: «Бесспорно, что в случае удачного побега в настоящее время державы (Австро-Венгрия и Германия. —
Вестовой Д. Цесарский сумел договориться с фельдшером, служителем больничной аптеки чехом Франтишеком Мрняком. За обещанные двадцать тысяч золотых крон тот взялся помочь. В последних числах июля ему удалось во время обеда проникнуть в канцелярию лагерной больницы и похитить бланки отпускных свидетельств, которые затем оформил на себя и на Корнилова, указав, разумеется, ложные фамилии. Раздобыл Мрняк и австрийскую военную форму.
В один из погожих летних дней чех и одетый в форму австрийского солдата генерал Корнилов сумели беспрепятственно покинуть территорию больницы, по железной дороге пересекли всю Венгрию и добрались до города Карансебеш на румынской границе. Далее они пешком отправились в Румынию.
Хватились Корнилова лишь через несколько дней, во время отпевания в лагере умершего русского офицера. Генерал не явился на ритуальную церемонию, а такое отношение к памяти боевого товарища считалось чрезвычайным происшествием и среди пленных, и среди их охраны. За Корниловым послали и обнаружили пустую комнату.
Мрняк и Корнилов заплутались в горах и пять дней блуждали по лесам, питаясь лишь малиной и ежевикой. Чех отправился за продуктами в попавшуюся на пути небольшую деревушку и был схвачен там пограничным нарядом как дезертир. Услышав выстрелы, Корнилов сумел скрыться в лесу. Еще двадцать дней он плутал по Южным Карпатам в Трансильвании, сбивая со следа погоню, а затем все же сумел перейти румынскую границу.
Пойманного фельдшера Франтишека Мрняка судил военно-полевой суд, который приговорил его за дезертирство из рядов австрийской армии и содействие в побеге русского военнопленного к смертной казни через повешение. Впоследствии наказание было заменено заключением в тюрьму на двадцать пять лет. Развал Австро-Венгерской империи в самом конце первой мировой войны дал чеху Мрняку свободу.
Корнилов благополучно перешел границу, сумев перебраться через неширокий в тех местах Дунай. Дальнейшие события развивались так. «Ранним утром 28 августа 1916 года на запыленную площадь румынского городка Турну-Северян пригнали группу русских солдат, то ли бежавших из австрийского плена,
