Уголки ее губ приподнялись в улыбке, безгранично милой, с легким оттенком сарказма. Это очаровало его. И это был уже не первый раз, когда она сделала что-то, превосходящее его ожидания. Сегодня утром, в часовне, было то же самое.
Она была, как и все невесты, одета прелестно, но отошла от сценария, пожалуй, в том, что в ее движениях не было нерешительности. Она встала, когда он вошел в маленькую приемную, с непринужденной грацией прошла по закругленным камням пола часовни, подошла к нему и положила руку ему на рукав, как будто он поманил ее каким-то невидимым и непрошеным жестом. Она повернулась, и они вместе предстали перед ее родителями и братьями, перед его дядей и сестрой единым фронтом: два человека, вступающие в брак — с быстротой, благопристойностью и немалой гордостью. Он обнаружил, что на мгновение был ошеломлен ее тактикой, тем, как непринужденно она воспользовалась обстоятельствами, улыбкой, с которой она соглашалась с ним, и приемом, который она ему оказала. Это было в высшей степени идеально и слишком непритворно, чтобы не быть реальным.
А сейчас она насмехалась над своей собственной невинностью.
Его пальцы играли поясом халата, внимание сосредоточилось на канделябре около кровати. Пожалуй, надо бы задуть свечи. Он подумал: а стоит ли? Искушение видеть ее при свете было почти непреодолимым, чтобы ему сопротивляться.
— А вам любопытно?
— Боюсь, что да. — Выражение ее лица было не вполне понятно, чтобы выделить какую-то одну эмоцию. Потрясение? Возможно. Определенно смущение. И при этом искры в ее глазах, намекающие на возбуждение. Энергичная девственница, не говоря о том, что любопытная.
— Но от меня же не ожидается, что я буду вам все объяснять? — Его собственное выражение лица, должно быть, выдавало его нежелание делать это, если судить по улыбке на девичьем лице.
— Как мне кажется, я знаю все подробности в нужном порядке. Но я еще не опробовала их на практике.
— Вы говорите об этом, как об изучении французского. — Он снова сел на край кровати, разрываясь между смехом и вожделением. Одна бретелька ее ночной рубашки упала, и показавшееся округлое плечо как будто привлекло к себе сияние свечей с каким-то особым очарованием. Тень от ключицы указывала путь к другим изгибам, скрытым тканью и защищенным темнотой.
— О, вы имеете в виду спряжение глаголов, прежде чем учиться произносить их? Вы думаете, оно и супружество имеют какое-то тайное родство?
— Я думаю, что это всего лишь совпадение.
Она наклонила голову набок, снова растрепав восхитительные кудри.
— Как вы считаете, ну разве не удивительно, сколько настоящих совпадений происходит в жизни?
Он погрузил пальцы правой руки в пряди, рассыпавшиеся по ее плечам, и не обращал никакого внимания на ее слова.
Она покраснела, сжала простыню и одеяло обеими руками, но не отвернулась.
— Я пугаю вас?
— А разве не должны?
— Думаю, что нет, — сказал он, нежно целуя ее в висок. Она не то чтобы задрожала, но как будто каждая частичка ее тела насторожилась. Он буквально почувствовал внезапное напряжение, когда ее взгляд упал на простыню, и она облизнула губы. Любопытство слишком быстро снова превратилось в невинность.
— Ваши страхи уменьшатся, если я скажу, что не меньше вашего испуган?
Она отстранилась и пристально посмотрела на него.
— Это шутка?
Теперь пришла его очередь отпрянуть.
— Вы, похоже, считаете это невозможным. — Почему-то это был совсем не тот разговор, который он представлял во время своей брачной ночи.
— Вас считают распутником. Со склонностью к жизни на широкую ногу, из-за чего вы считаетесь настоящим мотом. Я даже слышала, что вы вовсе не герцог, что весьма сомнительно. Ведь тогда вас не стали бы принимать в светских кругах.
— Вот это заявление! Светские сплетники питаются такими повесами, как я. — Он улыбнулся ей. — Старые склочницы шушукаются за своими веерами и тем не менее первыми открывают двери своих гостиных. В то мгновение, когда они перестают быть шокированными, они начинают скучать.
— Вы не слишком высокого мнения об обществе, в котором вращаетесь, да?
Он встал и подошел к камину, где задул свечи, стоящие на каминной полке.
— Я думаю, — сказал он, взглянув на нее через плечо, — что, поскольку положение, которое вы занимаете, продлится какое-то время и определенно связано с некоторой интимностью, вы могли бы начать называть меня по имени.
Даже в свете единственного оставшегося гореть канделябра на прикроватном столике он видел, как она покраснела. Он сбросил с себя халат; эти глаза стали еще шире; ее дыхание как будто замерло в груди. Он смотрел, как румянец поднимается от ее груди по шее к щекам, где расцветает еще ярче. Она никогда раньше не видела обнаженного мужчину, это можно сказать с уверенностью. И, судя по взгляду, была испугана его возбужденным состоянием.
Она не протестовала, когда он откинул то самое одеяло, которое она сжимала всего мгновение назад. И не сказала ничего, когда он схватил очаровательную шелковую ночную рубашку и стянул ее. Когда они оба оказались обнажены, он перекатился на бок и протянул к ней руку. Она лежала неподвижно, как мертвая, руки сжаты под подбородком, локти прикрывают груди, колени скрещены в тщетной попытке спрятать мягкий треугольник волос. Ее глаза смотрели куда угодно, только не на него, даже когда он осторожно повернул ее к себе.
— Я не собираюсь насиловать вас, — мягко сказал он, чувствуя бешеный стук ее сердца. Ее шея пульсировала от этих ударов — признак паники. Он пожалел, что нет другого способа, кроме действий, чтобы рассеять ее страхи. Но он не мог уговорами лишить ее девственности.
— Я не боюсь, — произнесла она, едва не подавившись словами.
— И не надо, — сказал он, прежде чем поцеловать ее. Это был только поцелуй. Ничего больше. И все же он опустил его по темной спирали, в глубокую и тающую теплоту, где ждали искушение и освобождение. Мягкое, робкое движение ее языка заставило его кровь закипеть, тепло ее дыхания, нежность ее губ продлили поцелуй, пока он не почувствовал, что роли как будто поменялись и это он стал невинным.
Он отстранился, смущенный.
Ее руки упали по бокам; ее губы влажно блестели; у нее был нежный, светящийся взгляд, наверное, такой же, как у него.
И в нем были любопытство и ожидание. Ему захотелось, в нехарактерном порыве благодушия, заставить этот взгляд продлиться. Захотелось, чтобы она смотрела утром не с такой же робостью, а была наполнена тем же самым страстным возбуждением. Ожиданием, которое говорило не о страхе или апатии, а об открытии.
Он приподнялся, провел рукой от ее плеча к подбородку. Одним пальцем стал водить по контуру ее рта, скользя по полной нижней губе.
— Ваши губы созданы для поцелуев, — тихо произнес он, прежде чем быстро завладеть одной из них. Он улыбнулся, когда она потянулась к нему, но отстранился. — Некоторые женщины красят свои губы или нещадно натирают их. Вашим не нужны никакие уловки.
— Спасибо.
— Какая неизменная вежливость, — пробормотал он, прежде чем снова обнять ее. — Пожалуйста. — Он стал осыпать ее поцелуями, от которых она все заметнее теряла голову. — Вы невероятно чувствительная, Тесса. Это же прекрасно.
Его пальцы спустились с ее плеча к полускрытой груди. Она снова сжалась. Он засунул пальцы под ее локоть.
— Позвольте мне ласкать вас. — Нежная просьба. Соблазнение. Ее рука снова упала на кровать, неохотно, или так только казалось. Он поднял голову и посмотрел на грудь, которую обнажил, провел, едва
