все, кто туда уходил, так и не вернулись. Вместо них из Балтии нахлынули орды кентавров — наши главные конкуренты и враги.
Припоминая все это, я ненадолго задержался перед картой.
— Что-нибудь нового разузнал? — Крайчек поглядел на меня с надеждой.
— Так… по мелочам.
— Выкладывай, — Томас чуть ли не в припрыжку подбежал к письменному столу, вытянул из верхнего ящика несколько цветных карандашей.
Вот цирк-зоопарк получается! Гамнюк америкашка! Пригласил выпить, а теперь что творит! Да я сейчас, может, слюной захлебнусь. Но придется терпеть. Пока не удовлетворю его жажду к новостям, он о бутылке и не вспомнит.
— В Ступино повстречались мне два человечка, — начал я рассказ. — Они притопали туда издалека, аж из под Липецка. Так вот эти двое более или менее уточнили границу Проклятых земель на юго-востоке. Говорят, что смычка с Московским разломом находится в районе Саранска. Дальше граница проходит километрах в тридцати к югу от Моршанска, а потом…
— Погоди, погоди, — Томас принялся отмечать на карте те точки, о которых я говорил.
Я подождал, пока он не поставит на бумаге вторую метку и продолжил:
— Потом Проклятые земли накрывают практически весь Тамбов и уходят дальше на юг. Как далеко, мои информаторы не знают.
Крайчек выбрал черный карандаш и соединил все новые метки одной жирной дугой. После чего он отошел на шаг, чтобы оценить получившуюся картину.
— Выходит, что для обитания нам остается треугольник с вершинами Истра, Воронеж, Саранск.
— Да, примерно так. С севера разлом, с юго-запада и юго-востока две гигантские мертвые зоны.
— А наше Одинцово в одном из углов этого треугольника. Да еще в том самом углу, через который идут кентавры. Невесело. Очень даже невесело.
— Можно попробовать уйти. В Истре и Звенигороде к этому склоняются все больше и больше. Вглубь, вот сюда, на юг Рязанской области, — я ткнул пальцем в карту.
— Это ничего не решит, — Крайчек отрицательно покачал головой. — Во-первых, со временем кентавры доберутся и туда. Во-вторых, потеряем много людей при переходе. И, в-третьих, с чего мы там будем жить? Мы ведь держимся в основном только за счет запасов продовольствия, которые еще сохранились в крупных городах. А в том месте, о котором ты говоришь, городов мало. Их запасов надолго не хватит. Получится, что мы станем конкурировать с местными жителями. А это… — Крайчек тяжело вздохнул. — А это война.
— Да-а-а, только войны нам и не хватало, — согласился я.
— Значит, выход один — держаться. Укреплять лагерь, пытаться производить продукты самим, чтобы поменьше зависеть от остального мира.
— Весь вопрос успеем ли мы стать независимыми до того, как сдохнем, — я не стал лукавить и сказал то, что думал.
— Это одному богу известно, — Томас махнул рукой и предложил: — А пошло оно все, давай выпьем!
Ну, наконец-то, разродился! Готовность поддержать это предложение так явно отразилась на моем лице, что Крайчек улыбнулся. Он подошел к шкафу, отодвинул несколько пухлых томов и, засунув в образовавшееся отверстие руку, выудил оттуда на две третьих опорожненную бутылку «Смирнова». Две битых, но чистых эмалированных кружки отыскались в нижнем ящике стола. Там же обнаружилась и начатая пачка печенья. «Чайное» — гласила надпись на пестрой упаковке.
Только мы нацедили по пятьдесят грамм, как входная дверь заскрипела, одна из ее створок приоткрылась. Без стука к начальнику лагеря мог входить только один человек.
— Ниночка, приветствую! Прекрасно выглядишь! — выпалил я еще до того, как вновь прибывший сделал шаг внутрь.
— Спасибо за комплимент, — женщина появилась на пороге.
При первом же взгляде на нее я прикусил язык. Да, это была Нина, только вот ее кругленькое миловидное личико выглядело совсем не таким, каким я его привык видеть. Волосы женщины были коротко острижены, лоб перетягивала белая, сделанная из порванной простыни повязка. Левые глаз и щека представляли собой один темно-фиолетовый кровоподтек.
Нина закрыла за собой дверь и усталой походкой двинулась к нам. Проходя мимо дивана, она небрежно, словно дамскую сумочку, бросила на него видавший виды Калашников.
— Ничего себе! — само собой вырвалось у меня. — Где это ты так приложилась?
— Там… снаружи, — Нина, не особо задумываясь о направлении, махнула рукой. Оно и верно. Тут куда не ткни, все равно не ошибешься, везде будет это самое «снаружи».
— Ты что, продолжаешь ее отпускать в рейды? — Этот вопрос я задал уже Томасу.
— Эмансипация, — тот бессильно развел руками. — Говорит, что у нее такие же права, как и у других.
Ох, дурак ты Крайчек, — подумал я. Что значит «эмансипация»? Что значит «говорит»? Сказал «Не пойдешь!», стукнул кулаком по столу и точка. Ты ведь в конце концов не только муж, ты еще и командир, так пользуйся данной тебе властью. Нина ведь не простая крестьянка, каких в лагере пруд пруди, Нина биолог, ценный, особенно в нынешней ситуации, специалист. Таких беречь надо.
Женщина словно прочитала мои мысли и тут же поспешила поспорить:
— Между прочим я делом занимаюсь. Важным делом. От которого во многом зависят наши жизни и наше будущее.
Чисто теоретически она, конечно, права, — согласился я. Знать врага, его слабости, особенности, привычки и повадки всегда полезно. Вот только времени у нас на это нет. Стреляй во всех чужих без разбору. Вот то, что мы должны сейчас делать, вот то, что сейчас нас спасет.
Если я участвовал в разговоре Нины с Томасом только мысленно, то они, похоже, зацепили свою «любимую» тему и начали обмениваться не только словами, но и эмоциями. Этого мне сейчас только и не доставало!
— Лучше расскажи, кто это тебе сделал такой «великолепный» макияж? — я опередил Крайчека, который уже открыл рот, готовясь ответить на возмущенную реплику жены.
— Попали в ловушку, подстроенную кентаврами, — Нина силой воли усмирила свой гнев.
— Чего?! — не поверил своим ушам я. Два понятия «кентавры» и «ловушка» не соединялись в моем мозгу воедино, как я ни старался. Кентавры это словно наводнение, словно нашествие саранчи. Мощь, напор, злоба, но полное отсутствие осознанных действий.
— Вот об этом, Максим, я и хотел с тобой поговорить, — нитью беседы завладел Крайчек.
— Полагаю, тут без сто грамм не разобраться, — я покосился на давно налитые кружки.
— Потом, — отмахнулся Томас. — Чтобы разобраться, понадобится чистая голова.
— Вот мы ее и продезинфицируем.
Тут я понял, что американская сторона так и не вкурила биохимию российского мозга. Она наивно полагает, что горючее требуется только автомобилям. Нет, друг дорогой, для творческой мысли этил вещь незаменимая. Проверено десятками поколений. Вы думаете, почему мы раньше вас самолет изобрели и в космос слетали? Правильно, потому что в трезвом состоянии такое и в голову никому не придет.
Пока Томас растерянно клипал глазами, я подцепил свою кружку и одним махом опрокинул ее себе в рот. Вкус и аромат отечества разлился по горлу, и я даже не стал его портить хрустящей приправой под названием печенье «Чайное».
— Вот теперь можете выкладывать, что у вас там… — я присел на краешек письменного стола и сложил руки на груди.
— Алкоголик, — став свидетелем той поспешности, с которой я поглотил огненную жидкость, сделала вывод Нина.
— Старый солдат, — поправил ее я.
Очевидно, приобщиться к доблестному полку русских воинов захотелось и Крайчеку. Он тоже потянулся за своей кружкой. Под испепеляющим взглядом жены начальник лагеря сделал один большой глоток.
