службе, их львиная доля, ушли на дело, которому я отдал душу. Если Всемогущему угодно, чтобы мои надежды сбылись и труды окупились, я приму это как награду и тогда наконец отдохну. Если же нет, — лицо капитана Гейнора помрачнело, глаза, горевшие фанатическим блеском, потухли, — вознаграждением мне будет память о славной службе римскому изгнаннику. Вам известно, милорд, о ком я говорю, о какой службе идет речь. Сегодня я играл на деньги, которые вряд ли смею назвать своими. Если бы я оказался в проигрыше, они пропали бы для дела, но я выиграл и считаю справедливым отдать эти деньги на святое дело. Моя честь, сэр, никогда и ни при каких обстоятельствах не позволила бы мне вернуть вам вексель и ждать случая, который не представится. Милорд, вы прекрасно осведомлены о том, что наше дело крайне нуждается в деньгах. Его величество, можно сказать, живет на благотворительные взносы, — голос Гейнора дрогнул. — Подумайте об этом, милорд. Вы полагаете себя одним из его слуг, одним из его приверженцев. Вы вступаете в заговор, потому что жаждете возвращения его величества, как и подобает верному стороннику законного короля. Можете ли вы представить себе, в сколь стесненных обстоятельствах он находится, не говоря о чувстве унижения и стыда? Представьте, что деньги, пущенные вами на ветер... — Гейнор осекся. — Впрочем, что было, то было! Скажу не о вас, а о себе. Я уже упомянул, что не вправе назвать выигранные у вас деньги своими. Тем не менее я рискну это сделать, как уже сделал однажды. Рискну ради еще более крупного выигрыша — ради наследства мисс Холлинстоун, которое, возможно, послужит святой цели. Итак, сэр, — резко заключил капитан Гейнор, — теперь вам понятно, как низко я пал, теперь вам в полной мере ясно, какое оскорбление я вам нанес.
Он быстро отвернулся к окну: ему, человеку железной воли, не хотелось, чтобы собеседник увидел у него на глазах слезы.
Милорд опустился на стул и обхватил голову руками. Его потрясло, как ревностно и страстно относится к своему долгу тот, кого он обозвал низким корыстолюбивым наемником. Слова солдата удачи тронули лорда Понсфорта, однако сочувствие и раскаяние сменилось жгучим стыдом, когда он мысленно сопоставил цели, которые преследовал капитан Гейнор, с собственными целями. Едва слышный голос совести нашептывал милорду, что он сам и есть подлый авантюрист: это он примкнул к заговору, не будучи предан делу, не веря в его справедливость, примкнул лишь потому, что лелеял слабую надежду как-то поправить свое состояние.
— Капитан Гейнор, — сказал он наконец тихим голосом, — прошу вас извинить меня за превратное представление о вас.
Гейнор обернулся. Он был снова спокоен и сдержан.
— Стало быть, вы желаете продолжить игру? — осведомился он.
Лорд Понсфорт помрачнел от тяжелых предчувствий. Капитан не имел о них ни малейшего представления, иначе не стал бы настаивать на своем предложении.
— Милорд, все козыри в ваших руках! — воскликнул Гейнор. — С одной стороны — прекрасные шансы на выигрыш, с другой — вам нечего терять, раз уже все потеряно.
Милорд поднял голову, в его взгляде читались удивление и гнев.
— Что вы хотите этим сказать? — с неожиданной запальчивостью спросил он капитана.
Проклиная в душе тупость собеседника, капитан пояснил:
— Вы сетовали на то, что должны завтра вернуть долг, в противном случае вас ждет долговая тюрьма. Следовательно, вы потеряете и мисс Холлинстоун. Неужто вы тешите себя надеждой, что ее дядя и опекун сэр Джон Кинастон будет по-прежнему считать вас женихом? Я предлагаю вам единственный шанс на спасение. В ваших интересах в не меньшей степени, чем в моих, согласиться. Казалось бы, все так просто и ясно. Понсфорт на мгновение задумался, он понял, что игра сулит ему неожиданное преимущество, но весьма сомнительного свойства. Все это может обернуться надувательством и выставить его на посмешище. Он нахмурился, пытаясь прогнать сомнения, и наконец решился высказать их:
— Какую выгоду вы собираетесь извлечь из моего проигрыша? — спросил он.
Капитан ответил не сразу. Подойдя к столу, он оперся о его край.
— Завоевать сердце женщины, чья гордость уязвлена, не такая уж непреодолимо трудная задача. Задетое самолюбие побудит ее благосклонно отнестись к поклоннику, которого прежде она бы надменно отвергла. В этом-то заключается мой шанс. Он не бесспорен, судите сам, так что преимущества снова на вашей стороне. Тем не менее при благоприятной возможности я не собираюсь занимать выжидательной позиции: я повидал мир и при случае пущу в ход все способы обольщения, способные покорить женщину. К тому же, — хладнокровно продолжал капитан Гейнор, — ее дядя — наш сторонник. Он ждет меня в свое поместье Монастырская ограда в четверг. Сэр Джон весьма расположен ко мне, так что путь для меня открыт.
— Вы сказали об уязвленном самолюбии...
— Самолюбие девушки будет задето разрывом помолвки с вашей светлостью, — сухо заметил капитан, глядя на собеседника в упор.
Лорд Понсфорт выдержал его взгляд и ударил кулаком по столу.
— Нет! — крикнул он. — Будь я проклят, нет!
Это был крик совести: элементарная порядочность требовала, чтобы он отверг сделанное ему предложение. Но капитан Гейнор ставил свою честь не менее высоко.
— Будь по-вашему, — кивнул он. — Разговор закончен, и я, с вашего позволения, откланиваюсь. Уже встает солнце.
Мрачная альтернатива предстала перед лордом Понсфортом зияющей пропастью, и он стоял на самом ее краю. Он схватил гостя за рукав.
— Не уходите! — воскликнул лорд Понсфорт. — Что значит честь для человека, потерявшего все?
— Бывают обстоятельства, при которых, пожертвовав честью, остаешься в чести. Если я выиграю и мне удастся повлиять на ход событий в желаемом направлении, вы, ваша светлость, можете с полным основанием полагать, что сделали все, что в ваших силах, сослужили добрую службу общему делу.
— Если выиграете... — эхом отозвался собеседник. Лицо его было мертвенно бледно. — А если проиграете? —спросил он и тут же осекся. — Во что же будем играть?
— А вы что предложите? — поинтересовался капитан, сдерживая азарт, как гончая, рвущаяся с поводка.
Милорд встал. Его лицо еще больше помрачнело. Теперь оно казалось зловещим. Белою рукою, унизанной перстнями, он провел по тяжелому раздвоенному подбородку:
— Наш спор может разрешиться как угодно, но не с помощью костей или карт. Речь идет о чести, а с честью можно потерять и жизнь.
— Все зависит от того, как к этому подойти, — сдержанно ответил капитан. — Однако мы с вами, милорд, снова не понимаем друг друга. Я не считаю игру бесчестной, иначе не вступил бы в нее.
— Верно, вы не вступили бы! — милорд поморщился, вспомнив, что они руководствуются разными мотивами. — Но вы не думаете обо мне.
— Если бы я не думал о вас, я бы принял предложенный вами способ разрешить спор. Он больше подходит человеку моей профессии и дает мне слишком большие преимущества.
Он произнес эти слова как привычную банальность, в его хладнокровном заявлении не было ни грамма хвастовства.
Его светлость горестно усмехнулся.
— В таком случае,
— Рад, что вы наконец это оценили,
Понсфорт посмотрел на расписку, потом перевел взгляд на капитана.
— Дайте волю вашей щедрости, — сказал он, — добавьте к расписке те две тысячи, что вы выиграли у моих гостей.
Стараясь скрыть презрение, Гейнор вытащил из кармана вторую расписку и тяжелый кошелек. Все это он положил на стол.
— Голову тоже поставить на кон? — обратился он к милорду. — Ведь за нее обещана награда в тысячу гиней.
