-А я буду на административной работе, в неплохих условиях и жене надо прекратить бесполезные хлопоты.
После суда меня отвезли в Бутырскую тюрьму и поместили в общую камеру, где находились только что осужденные.
Когда мои новые соседи по камере узнали, что я получил только 10 лет и 3 года поражения в правах, меня начали усиленно поздравлять. А один старик, заслуженный моряк дальнего плавания, сказал мне, видя мой убитый вид:
— Э, браток, напрасно ты падаешь духом. Вот мне дали пятнадцать и пять поражения, и то ничего.
Среди арестованных было несколько человек, ранее приговоренных к расстрелу с последующей заменой 25 годами. Они смотрели на меня как на «мальчишку», которого только что просто высекли.
После этих разговоров в камере я успокоился, приободрился и решил, что я действительно счастливчик, так как в первый период следствия был на волосок от смерти и не имел никаких шансов остаться в живых.
Камера осужденных была переполнена. Так же как и в следственных камерах, спали «валетом» на нарах и под нарами. Но самое страшное оставалось у всех уже позади: никого не били и перспектива расстрела никому не грозила. А с остальным постепенно свыкались, тем более что не тебя одного постигло такое несчастье. Кроме того, почти все осужденные, имеющие родственников в Москве, получали свидание и посылки с теплой одеждой и другими вещами.
Я тоже получил свидание с женой. Нас разделяло две решетки, между которыми ходили конвоиры. Говорить можно было только о состоянии здоровья — своего, детей и родственников.
Это, первое, свидание у нас, по существу, сорвалось. Когда жена вынула из сумочки и показала мне через решетку фотографии детей, ни я, ни она после этого уже говорить не смогли. Жена заплакала, а у меня началась истерика, и свидание было прервано.
Через некоторое время я получил посылку с теплыми вещами, а затем состоялось второе свидание с женой. (Сейчас ни я, ни она не можем вспомнить, кто его выхлопотал, так как обычно вторично свидания никому не разрешались.)
На втором свидании я сумел сообщить жене, что получил десять лет. Она жестами просила показать, целы ли у меня зубы, и я сделал искусственную улыбочку, чтобы показать, что не все зубы выбиты. Из этого я сделал заключение, что наши близкие в курсе всех методов ведения следствия… (Как ни пытались скрывать от народа правду, все же люди знали, что в тюрьмах избивают, истязают и подвергают всяческим издевательствам.)
Почти ежедневно из нашей камеры кого-нибудь забирали на этап, но народу меньше не становилось— приводили все новых и новых осужденных.
Старостой камеры был упомянутый мною капитан дальнего плавания, старейший моряк, арестованный как «шпион» лишь потому, что бывал в заграничных плаваниях. Это был большой оптимист, веселый человек, подсмеивающийся над своими 15 годами, подбадривающий всех заключенных и грустивший о любимой трубке, которую у него отняли.
Неспешно текли дни осени сорокового года. Я подолгу думал о семье, о том, что уже было, и о том, что еще может быть, и каждый день ожидал вызова на этап…
Примечания
1
Погребинский М. С. — комиссар госбезопасности 3-го ранга, начальник Управления НКВД по Горьковской области (здесь и далее звания я должности, которые удалось установить, даются по состоянию на 1937–38 гг.). Покончил с собой в 1937 году.
2
Фриновский М. П. — командарм 1-го ранга, на момент ареста — нарком Военно-Морского Флота СССР. Расстрелян в 1940 году.
3
Буланов П. П. — секретарь Наркомата внутренних дел СССР. Расстрелян в 1938 году.
4
Островский И. М. — старший майор госбезопасности, начальник административно-хозяйственного управления НКВД СССР, расстрелян в 1937 году.
5
Лурье И. Л. — начальник инженерно-строительного отдела НКВД СССР, расстрелян в 1937 году.
6
Артузов А. X. — корпусной комиссар, зам. начальника разведуправления Генштаба РККА, расстрелян в 1937 году
7
Дерибас Т.Д… — комиссар госбезопасности 1-го ранга, начальник УНКВД по Дальневосточному краю, расстрелян в 1939 году.
8
Агранов Я. С. — комиссар госбезопасности 1-го ранга, заместитель наркома внутренних дел СССР,
