«… Тессем даже не оглянулся, когда мы вышли проводить уезжающих, – записывал огорченный Амундсен. – До сих пор успех моих экспедиций в огромной мере зависел от удачливого подбора людей. Неужели теперь я стал ошибаться? Вот уж не думал, что когда-нибудь мне придется задать себе подобный вопрос…»
Еще через несколько дней «Мод» наконец вырвалась из ледяных клещей и вышла на свободную ото льда воду…»
Можно оставить на совести авторов неврастенический тон жалоб Тессема. Но следует определенно сказать, что Тессем и Кнутсен отправились в свое трудное путешествие лишь в силу необходимости. В сентябре, когда казалось, что «Мод» будет вынуждена остаться на повторную зимовку, Амундсен писал: «Решено, что на юг поедут Гансен, Олонкин и я, а Тессем и Кнутсен останутся здесь. Тессему хотелось остаться, чтобы принять участие в исследовании Северной Земли, а Кнутсен не прочь был навсегда остаться здесь».
Центкевичи прямо фальсифицируют дневник начальника экспедиции. Запись, «цитируемая» ими («Тессем даже не оглянулся, когда мы вышли проводить отъезжающих»), не могла быть сделана «огорченным Амундсеном» уже потому, что последовательность событий была обратная. Тессем и Кнутсен провожали «Мод», сопровождая, как помнит читатель, своих товарищей «неутомимыми прощальными приветствиями».
Конечно, автор художественного произведения имеет право на домысел. Но рассуждения, подобные вышеприведенным, на наш взгляд, оскорбляют память Руала Амундсена, Питера Тессема, Пауля Кнутсена. Именно поэтому мы сочли необходимым прервать наш рассказ отступлением…
Но вернемся к событиям 1919 года. Лишь 10 дней продолжалось свободное плавание «Мод». Тяжелые льды вынудили Амундсена встать на вторую зимовку у острова Айон. Отсюда двое участников экспедиции отправились в Анадырь, где была ближайшая радиостанция. Благодаря помощи местных властей норвежцам удалось через Америку связаться по телеграфу со своей родиной. В первой же телеграмме, отправленной из Анадыря, звучит беспокойство за судьбу товарищей:
«Мод» зимует около Айона, острова сто двадцать миль к востоку от Колымы. Все благополучно. Матросы Тессем и Кнутсен оставили нашу первую зимовку около мыса Челюскин в первой половине октября 1919 г. Благополучно ли они добрались домой?
Руал Амундсен».
В Норвегии не имели никаких известий о Тессеме и Кнутсене. Но Амундсен пока не видел оснований для беспокойства. «Это может объясняться только тем, – записывает он в дневнике
15 июня 1920 года, – что телеграф на Диксоне не работает. Оснований беспокоиться за них – нет».
Руал Амундсен ошибся. Тессем и Кнутсен до Диксона не дошли.
3. АРГИШ НИКИФОРА БЕГИЧЕВА
После получения телеграммы Амундсена норвежское правительство решило отправить на поиски Тессема и Кнутсена специальную экспедицию. Шхуна «Хеймен» под командой капитана Ларса Якобсена должна была идти к острову Диксон, чтобы собрать сведения о норвежских моряках. В случае если на Диксоне об их судьбе не будет известно, Якобсену надлежало вести судно к мысу Вильда.
12 августа 1920 года шхуна вышла из Тромсе и, не встретив никаких препятствий, уже 23-го была на Диксоне. О судьбе Тессема и Кнутсена здесь ничего не знали.
Якобсен попытался пробиться к мысу Вильда, но тяжелые льды остановили «Хеймен». Норвежцы вынуждены были вернуться и из-за поломки машины зазимовать на острове Диксон.
12 октября радиостанция острова приняла радиограмму: «Диксон, Хеймен, Якобсену… Приготовьтесь собаками или другим путем весной 1921 г. достигнуть мыса Вильда, для чего наймите или купите собак… Норвежское правительство».
Выполнить самостоятельно санное путешествие к мысу Вильда Якобсен не мог. Ни собак, ни оленей в районах, более или менее близких к Диксону, достать было невозможно. Якобсен так и сообщил в Норвегию. Тогда после довольно оживленной переписки дело было поручено советскому Комитету Северного морского пути при Сибревкоме. Руководителем спасательной экспедиции назначили Никифора Алексеевича Бегичева…
В Арктику он, уроженец степного Поволжья, попал случайно. Однажды на корабль, где служил молодой новобранец Никифор Бегичев, пришел незнакомый лейтенант – отобрать людей для участия в полярной экспедиции Э. В. Толля. Всех выстроили, желающим предложили сделать шаг вперед. Несколько человек вышли. Один из старших офицеров, зная людей, критически оглядел добровольцев и подошел к оставшемуся в строю Бегичеву: «Вот этот сможет, если захочет». Так в 1900 году Бегичев стал участником экспедиции Эдуарда Васильевича Толля, которая отправлялась в Арктику на поиски загадочной Земли Санникова. Два года, проведенные во льдах на яхте «Заря», стали для Бегичева воистину «полярными университетами». Страстный, неутомимый исследователь Э. В. Толль заразил его своей любовью к Арктике и жаждой поиска неведомых земель.
Теперь белый Север был в сердце Бегичева. Ему пришлись по душе ледяные просторы, по плечу оказалась тяжелая борьба. После окончания экспедиции он воевал в Порт-Артуре, вернулся домой. Но манил Север, влекли опасные путешествия. В 1906 году Бегичев навсегда уезжает на Таймыр. Не только охотиться, не только промышлять. В одиночку, на свой страх и риск, он гонит собачью упряжку туда, где еще не ступала нога человека, и открывает остров Сизой. На картах он называется теперь остров Большой Бегичева.
Никто лучше Бегичева не знал Таймыр. И когда осенью 1914 года в ледовый плен у мыса Челюскин попали русские ледокольные пароходы «Таймыр» и «Вайгач», когда возникла необходимость вывезти с пароходов часть людей, именно Никифор Бегичев, «хозяин Таймыра», смог организовать быструю помощь.
В короткий срок купив на свои деньги и одолжив у ненцев «под честное слово» свыше 1000 (!) оленей, Бегичев отправился на помощь терпевшим бедствие. Пять с половиной месяцев продолжалась спасательная экспедиция. Около полутора тысяч километров прошел Бегичев по местам, еще не нанесенным на карты. Ему удалось эвакуировать более 30 моряков «Таймыра» и «Вайгача».
Матрос-радиотелеграфист «Вайгача» А. И. Киреев позднее писал: «Если бы Бегичев ничего больше не сделал в жизни, кроме организации этого похода, то и того достаточно было бы, чтобы получить представление о богатстве его натуры, о той неиссякаемой, кипучей, деятельной энергии, которую он вкладывал в дело, за которое брался».
