– Так хорош твой муж, что неизвестно, кто из двоих больший конунг, и довольно у тебя земли и богатства.
Брюнхилд отвечает:
– Сигурд убил Фафни, а это дороже стоит, чем вся держава Гуннара-конунга, как в песне поется:
Гудрун отвечает:
– Грани не захотел идти в огонь под Гуннаром-конунгом; а сам он не боялся, и нельзя обвинить его в робости.
Брюнхилд отвечает:
– Не скрою, что не желаю я Гримхилд добра.
Гудрун отвечает:
– Не поноси ее, потому что она обходится с тобой как с родной дочерью.
Брюнхилд отвечает:
– Она – виновница всей скорби, что меня гложет; она поднесла Сигурду коварную брагу, так что позабыл он даже имя мое.
Гудрун отвечает:
– Много недобрых слов говоришь ты, и великая это ложь.
Брюнхилд отвечает:
– Наслаждайтесь же с Сигурдом так, будто вы меня не обманули. Брак ваш – нечестен, и да будет с вами, как я замыслила.
Гудрун отвечает:
– Слаще мне будет, чем тебе угодно, и никто не добьется того, чтобы хоть раз кто-нибудь полюбился ему больше меня.
Брюнхилд отвечает:
– Злобно ты говоришь, и раскаешься ты в том, что вылетает у тебя изо рта, но не будем браниться.
Гудрун говорит:
– Ты первая бросила в меня бранным словом. Теперь ты прикинулась, будто хочешь уладить дело миром, но под этим кроется злоба.
– Бросим ненужную болтовню, – говорит Брюнхилд: – Долго я молчала об обиде, что жила у меня в груди; но люблю я только твоего брата… и давай говорить о другом.
Гудрун отвечает:
– Много дальше идут твои мысли.
И стряслось великое горе от того, что поехали они на реку и узнала Брюнхилд перстень тот, и случилась у них эта распря.
XXXI. Разрослось горе Брюнхилд
После того ложится Брюнхилд в постель, и доходит весть до Гуннара-конунга, что Брюнхилд хворает. Он едет к ней и спрашивает, что с ней приключилось, но она не отвечает ни слова и лежит словно мертвая. А когда он стал спрашивать настойчиво, она ответила:
– Что сделал ты с перстнем тем, что я дала тебе, а сама получила от Будли-конунга при последнем расставании? Вы, Гьюкунги, пришли к нему и грозили войной и огнем, если вам меня не отдадут. В ту пору позвал меня отец на беседу и спросил, кого я выберу из тех, что прибыли; а я хотела оборонять землю и быть воеводой над третью дружины. Он же велел мне выбирать; либо выйти за того, кого он назначит, либо лишиться всего имения и его приязни. Говорил он, что больше будет мне пользы от любви его, чем от гнева. Тут я стала размышлять про себя, должна ли я исполнить его волю или убить многих мужей. Решила я, что не в силах бороться с отцом, и кончилось тем, что обрекла я себя тому, кто прискачет на коне том Грани с наследием Фафни и проедет сквозь полымя мое и убьет тех людей, которых я назначу. И вот никто не посмел проехать, кроме Сигурда одного. Он проскакал сквозь огонь, потому что хватило у него мужества. Это он убил змея, и Регина, и пятерых конунгов, а не ты, Гуннар, что побледнел, как труп: не конунг ты и не витязь. Я же дала зарок у отца моего в доме, что полюблю лишь того, кто всех славнее, а это – Сигурд. А теперь я – клятвопреступница, потому что не с ним я живу; и за это замыслила я твою смерть и должна я отплатить Гримхилд за зло: нет женщины бессердечнее ее и злее.
Гуннар отвечает так, что никто не слышал:
– Много остудных слов ты молвила, и злобная же ты женщина, если порочишь ту, что много лучше тебя: не роптала она на судьбу, как ты, не тревожила мертвых[26], никого не убила и живет похвально.
Брюнхилд отвечает:
– Я не совершала тайнодействий и дел нечестивых, не такова моя природа, но охотнее всего я убила бы тебя.
Тут она хотела убить Гуннара-конунга, но Хогни связал ей руки. Она сказала:
– Брось думать обо мне, ибо никогда больше не увидишь ты меня веселой в своей палате: не стану я ни пить, ни играть в тавлеи, ни вести разумные речи, ни вышивать золотом по добрым тканям, ни давать вам советы.
Почитала она за величайшую обиду, что не достался ей Сигурд. Она села и так ударила по своим
