Эльза спускалась по лестнице в халате, свежая и сияющая. Я чувствовала себя поблекшей и тощей. У них обоих был здоровый, цветущий, возбужденный вид, и это еще больше меня угнетало. Эльза усадила меня, обхаживая так бережно, словно я только-только вышла из тюрьмы.
– Как поживает Реймон? – спросила она. – Он знает, что я здесь?
Она улыбалась счастливой улыбкой женщины, которая простила и надеется. Я не могла сказать ей, что отец ее забыл, а Сирилу – что не хочу за него замуж. Я закрыла глаза, Сирил пошел за чашкой кофе. Эльза говорила, говорила без умолку, она явно смотрела на меня как на необычайно проницательное существо, она полностью на меня полагалась. Кофе был крепкий, ароматный, солнце немного подбодрило меня.
– Я без толку ломала себе голову, я не вижу выхода, – сказала Эльза.
– Выхода нет, – сказал Сирил. – Он под ее обаянием, под ее властью. Тут ничего не поделаешь.
– Почему же? – возразила я. – Одно средство есть. Вы начисто лишены воображения.
Мне льстило, что они с таким вниманием прислушиваются к моим словам – они на десять лет меня старше, а сообразительности ни на грош.
– Это чисто психологический вопрос, – заявила я небрежным тоном.
Я говорила долго, изложила им весь свой план. Они выдвигали те же возражения, какие накануне выдвигала я сама, и, опровергая их, я испытывала жгучее наслаждение. Я делала это без всякой цели, но, стараясь их убедить, я сама вошла в азарт. Я доказала им, что это возможно. Теперь мне осталось уговорить их, что этого делать не следует, но я не находила столь же убедительных доводов.
– Не нравятся мне все эти ухищрения, – сказал Сирил. – Но если другого способа жениться на тебе нет, я готов на все.
– Собственно, Анна в этом не виновата, – сказала я.
– Вы прекрасно понимаете, что, если она останется у вас, вы выйдете за того, за кого захочет она, – сказала Эльза.
Наверное, она была права. Я сразу вообразила, как мне исполняется двадцать лет и Анна представляет мне молодого человека – он тоже лиценциат, с блестящими видами на будущее, умный, уравновешенный и, конечно, неспособный на измену. Пожалуй, отчасти похожий на Сирила. Я рассмеялась.
– Прошу тебя, не смейся, – сказал Сирил. – Скажи, что будешь ревновать, когда я сделаю вид, будто влюблен в Эльзу. Как ты вообще могла на это пойти, ты любишь меня?
Он говорил шепотом, Эльза деликатно удалилась. Я всматривалась в загорелое, напряженное лицо Сирила, в его темные глаза. Он любил меня – странное чувство это будило во мне. Я смотрела на его алый рот – так близко от меня... Я больше не ощущала себя интеллектуалкой. Он слегка приблизил ко мне свое лицо, наши губы соприкоснулись и узнали друг друга. Я сидела с открытыми глазами, его неподвижные губы, горячие и жесткие, были прижаты к моим; вот они дрогнули, он крепче прижался к моим губам, чтобы унять дрожь, потом его губы раздвинулись, поцелуй ожил, сразу стал более властным, искусным, чересчур искусным... И я поняла, что куда больше подхожу для того, чтобы целоваться на солнце с юношей, чем для того, чтобы защищать диссертацию... Задохнувшись, я слегка отстранилась от него.
– Сесиль, мы должны жить вместе. Я согласен разыграть эту комедию с Эльзой.
А я думала: правильно ли я все рассчитала? Я – душа, режиссер этой комедии. Я смогу остановить ее в любую минуту.
– Забавные тебе приходят в голову выдумки, – сказал Сирил, улыбаясь одним уголком рта. При этом у него приподнималась верхняя губа и он становился похожим на разбойника, на красавца-разбойника...
– Поцелуй меня, – прошептала я. – Поцелуй скорее!
Так я заварила эту комедию. Против воли, из беспечности и любопытства. Иной раз мне кажется, было бы лучше, если бы я сделала это с умыслом, из ненависти, в исступлении. Тогда по крайней мере я могла бы винить себя, себя самое, а не лень, солнце и поцелуи Сирила.
Час спустя я рассталась с заговорщиками в довольно скверном настроении. Конечно, у меня не было недостатка в успокоительных доводах: мой план может оказаться неудачным, а страсть отца к Анне такой сильной, что он даже окажется способным хранить ей верность. К тому же ни Сирил, ни Эльза не сумеют обойтись без моей помощи. А у меня всегда найдется повод прекратить игру, если вдруг отец попадется на удочку. Но сделать попытку проверить, справедливы или нет мои психологические расчеты, все-таки забавно.
Вдобавок Сирил меня любит, он хочет на мне жениться – эта мысль поддерживала меня в радостном возбуждении. Если он согласится подождать год или два, пока я стану взрослой, я приму его предложение. Я уже представляла себе, как я живу с Сирилом, сплю рядом с ним, никогда с ним не разлучаюсь. По воскресеньям мы обедаем вместе с отцом и Анной – дружной четой, а может, и с матерью Сирила, что придаст нашим трапезам семейную атмосферу.
Я встретила Анну на террасе – она спускалась на пляж к отцу. Она посмотрела на меня тем ироническим взглядом, каким смотрят на людей, сильно выпивших накануне. Я спросила ее, что она собиралась мне сказать вечером, когда я заснула, но она, смеясь, отказалась ответить под предлогом, что я обижусь. Отец вышел из воды, широкоплечий, мускулистый – он показался мне великолепным. Я пошла купаться с Анной, она легко плыла, приподняв голову над водой, чтобы не замочить волос. Потом мы все трое растянулись рядом на песке, я посредине, они по обе стороны от меня, молчаливые и умиротворенные.
И вот тут-то у дальней оконечности бухты показалась лодка под всеми парусами. Отец заметил ее первый.
– Бедняжка Сирил больше не мог выдержать, – сказал он, смеясь. – Анна, простим ему? В общем, он славный малый.
Я подняла голову, я почуяла опасность.
– Что это он делает? – удивился отец. – Огибает бухту? Да он не один...
Теперь и Анна подняла голову. Лодка проплыла мимо нас, обогнув берег. Я уже различала лицо Сирила, я мысленно заклинала его поскорее уплыть отсюда.
Возглас отца заставил меня вздрогнуть. Между тем вот уже две минуты, как я его ждала:
– Да ведь это... это Эльза! Что она тут делает?
Он обернулся к Анне:
– Бесподобная девица! Она наверняка заарканила бедного мальчугана и убедила старую даму себя удочерить.
Но Анна его не слушала. Она смотрела на меня. Я встретилась с ней взглядом и, сгорая от стыда, уткнулась лицом в песок. Она протянула руку и положила ее мне на затылок.
– Поглядите на меня. Вы на меня сердитесь?
Я открыла глаза: она склонилась надо мной с тревогой, почти с мольбой. В первый раз она смотрела на меня как на существо, способное чувствовать и мыслить, и это в тот самый день... Я застонала и резко повернулась к отцу, чтобы стряхнуть с себя ее руку. Отец смотрел на парусник.
– Бедная моя девочка, – вновь раздался голос, тихий голос Анны. – Бедняжка Сесиль, тут есть доля моей вины, наверное, мне не следовало проявлять такую нетерпимость. Но я вовсе не хотела сделать вам больно, вы мне верите?
Она ласково поглаживала меня по волосам, по затылку. Я не шевелилась. У меня было такое чувство, как бывает при отливе, когда песок уходит из-под ног, – жажда поражения, нежности охватила меня, и никогда ни одно чувство – ни гнев, ни желание – не завладевало мной с такой силой. Прекратить комедию, вверить Анне мою жизнь, до конца дней предаться в ее руки. Никогда не испытывала я такой неодолимой, такой безграничной слабости. Я закрыла глаза. Мне чудилось, что мое сердце перестало биться.
Глава 4
Отец не выказал ничего, кроме удивления. Горничная рассказала ему, что Эльза приходила за своим чемоданом и тут же ушла. Уж не знаю, почему она молчала о нашей с ней встрече. Это была деревенская женщина, настроенная весьма романтически, наши взаимоотношения должны были рисоваться ей в довольно соблазнительном свете. Тем более что именно ей пришлось переносить вещи из комнаты в комнату.
Итак, отец и Анна, терзаясь угрызениями совести, проявляли ко мне внимание и доброту, которые сперва невыносимо тяготили меня, но вскоре начали нравиться. По правде говоря, хоть это и было делом моих рук, мне вовсе не доставляло удовольствия на каждом шагу встречать Сирила в обнимку с Эльзой, всем своим видом показывающих, что они вполне довольны друг другом. Плавать на лодке я больше не
