то это удобно в такое время. С таким грузом вас никто не возьмет.
Он задумался на мгновение, сплюнул в другую сторону, чуть не попав в Лоика, отчего беднягу дипломата всего передернуло.
– Так! Вот что я сделаю: я отвезу вас к себе домой. А завтра отправлюсь подыскивать для вас машину. Моя мать устроит этих дам на ночлег, а что касается мужчин, там посмотрим… может быть, вы проведете ночь в амбаре. Но-о! Пошла!
Он слегка приподнялся, и лошади шагнули вперед. Лоик отступил, подняв руки вверх.
– Эй, подождите! Я должен им все объяснить.
Несчастный крестьянин не мог и представить себе, что значит принять решение, когда рядом с тобой Диана Лессинг и Люс Адер; одна чрезмерно решительная, другая – полная противоположность, неизвестно, кто из них больше мешал… да еще не забудьте этого маленького зануду Брюно. Во всяком случае, он, Лоик, отправится вместе с этим крестьянином, единственным в окрестностях человеком, которому не занимать здравого смысла, подумал Лоик, бросая взгляд на нескончаемую вереницу машин, тянущуюся до самого горизонта. Ферма! Ферма с холодной водой, свежим сеном, настоящая ферма с лошадьми, с преданными собаками. Запах зеленой травы и земли он не вдыхал с самого детства, а это вам не воздух, которым дышишь в Довиле или в Канне.
Крестьянин занервничал:
– Делайте что хотите, понятно? Но я не могу тратить на вас время. Нужно собрать урожай, пока боши не подожгли его. Еще хорошо, что стоит жара! В общем, если хотите ехать со мной, то поехали, но только сразу же!
– Едем, едем! Спасибо! – сказал Лоик. И, повинуясь инстинкту, он протянул руку и представился: – Лоик Лермит.
– Морис Анри.
С самым серьезным видом они пожали друг другу руки, и Лоик побежал к своему гарему, застав при этом в полном разгаре перепалку из-за того, что Брюно продолжал дуться.
– Диана, Люс, послушайте: этот крестьянин предлагает отвезти нас к себе и разместить на ночь. Завтра он отправится на поиски машины. По-моему, для нас это единственный выход.
– Провести ночь у этой деревенщины! Чтобы оказаться по шею в навозе? Нет, да вы сошли с ума, мой дорогой Лоик! – Брюно побелел и стиснул от ярости зубы: страх еще не успел полностью овладеть им. – Я не сноб, но все же! Видно, что вы не знаете французских ферм!
На мгновение у Лоика от ярости закружилась голова, перед глазами поплыло. Ему захотелось ударить этого лощеного альфонса.
– Вы несете чушь, Брюно. Во-первых, вы сноб! А во-вторых, это вам мало что известно о французских фермах, во всяком случае, не больше моего. Для нас это единственный выход, если мы не хотим провести ночь на дороге. В общем, я пойду! Что же до «деревенщины», то он предлагает нам четверым свой кров, и лично я нахожу его очень любезным! Я отправляюсь! А вы, дамы?
– Я тоже пойду, – сказала Диана. – Провести ночь среди шума и беспорядка, да еще запах бензина и все эти люди, которые нас обворуют, как только наступит ночь! Нет уж, спасибо! Я иду с вами, Лоик.
И она приняла вид мужественной женщины, заранее смирившейся с убогостью деревенской жизни. Бросив взгляд на Брюно, отвернувшегося от нее, Люс посмотрела на Лоика и сказала, к общему изумлению:
– Делайте что хотите, Брюно, но я не оставлю бедного Жана на земле, где ползают муравьи. Я пойду с ними, вот и все.
– Я обязан идти с вами, вам это прекрасно известно, – прошипел Брюно. – Я не могу оставить вас одну на этой ферме, бог знает у кого… но вы за это заплатите!
Он сослался на свой долг, и ему явно стало легче. И днем эта дорога была кошмарной, а уж ночью… Пожав плечами, Лоик возглавил маленький караван.
– Не забудьте чемоданы! – бросил он Брюно.
Он вдруг ощутил себя властным и решительным мужчиной, настолько решительным, что окружающие исполняют его приказы. Такое тоже было с ним впервые. Впервые за много лет…
– Но не просите меня пускаться в разговоры или пожимать руку этому типу! – крикнул Брюно им вслед. – Об этом не может быть и речи!
– Уж на это мне абсолютно наплевать! – сказал Лоик.
Покорно идущие рядом с ним женщины молча кивнули, одобряя его действия. Поведение Лоика все больше удивляло. «И забавляло», – думала Диана.
– Эй, вам стоило бы поторопиться, потому что завтра к этому времени, да вдобавок при такой жаре, ваш приятель протухнет, – сказал крестьянин, подтверждая этими изысканными речами свое приглашение.
Вздрогнув, обе женщины послушно забрались в телегу и уселись на единственное сиденье рядом с кучером. Жан был уложен вдоль боковины, а Брюно и Лоик, чьи ноги, свесившись с телеги, болтались в пустоте, а дух был смущен, несли подле него траурную вахту.
Часом, а может быть, двумя или тремя позже (от тряски часы Дианы испустили дух) их деревенский кортеж ехал через равнину, похожую на тысячи других мрачных равнин, которые им уже пришлось проехать. В это время крестьянин, удобно подпираемый слева Дианой, а справа – Люс, нарушил тишину, царящую в полях, остановил телегу и, указав кнутом на по-прежнему пустой горизонт, сказал:
– Ну вот мы и приехали!
Вокруг, кроме плодородных и пустынных земель, ничего не было. Ничего! Кнут указывал в никуда.
– Но я ничего не вижу! – честно заявила Диана, а безответственная и трусливая Люс, зажатая на сиденье, втянув голову в плечи, издала слабый стон, в котором звучало лишь тоскливое сомнение. Сидящие сзади мужчины перестали любоваться следом, оставляемым колесами телеги, и беспокойно уставились в горизонт, который оставался для них так же пуст, как и для их спутниц.
В то время как все четверо украдкой встревоженно переглядывались, крестьянин коротко хохотнул:
– Ее отсюда не видно. Ферму отсюда не увидишь, но там, за деревьями, – балка.
Явно раздраженный их недоверчивыми взглядами, он снова указал кнутом вдаль, и его жест как будто произвел какой-то оптический эффект, благодаря которому последний «Юнкерс», до этого невидимый и неслышимый, бесчувственный к их мирному сельскому виду, спикировал на них.
– Ах нет! – сказала Диана, видя быстро увеличивающийся в размерах самолет. – Ах нет! Это неправда! Это несправедливо!
Ярость победила в ней страх, и она погрозила небу кулаком. А вокруг них звучали тот же гул и то же тарахтение, которые они слышали совсем недавно. С тех пор как они съехали с дороги и пробирались сквозь поля, Диану, взгромоздившуюся на сиденье, охватило ощущение, конечно, далекое от счастья, но все же близкое к умиротворению. С ужасом и обидой она почувствовала, как какая-то сила вырывает ее из мягкой качки телеги и яростно бросает в стороны, справа налево и наоборот.
Но человек – единственное животное, которое привыкает ко всему. И Диана, пока земля и небо менялись местами, а барабанные перепонки лопались, в шуме и всеобщем ужасе смогла различить новые звуки. Она услышала мужской крик, это кричал крестьянин, потом визг Люс, а сразу же за ним, посреди этого апокалипсиса, отчаянное, безумное и удивленное ржание лошадей, которые до этого, видимо, никогда не слышали звуков войны.
И едва этот ад отдалился от них, разум Дианы, судя по всему не получивший повреждений, принялся анализировать все звуки и подтвердил своей хозяйке, что крестьянина ранило, а лишившиеся кучера лошади пустились вскачь. Сначала Диану бешено швырнуло вправо, к остальным, то есть на истекающего кровью завалившегося на Люс крестьянина, затем с не меньшей силой ее отбросило назад и влево, но, поскольку там не оказалось никаких препятствий, она устремилась в пустоту, что доказывало правильность сделанных ею выводов. А также всю опасность, вытекающую из этой ситуации, потому что она сразу же почувствовала, что вылетает из телеги, а у самых ее вытаращенных глаз с непостижимой скоростью неслась земля. Скорость была поразительна даже для нее, а ведь ей часто приходилось ездить на спортивном автомобиле «Бугатти». Диана решила, что ей пришел конец.
Но благодаря двум случайностям ей удалось избежать такой, безусловно оригинальной, но недостойной женщины ее положения смерти в результате падения с телеги. Во-первых, благодаря высоким каблукам ее туфель – попав в плохо пригнанные доски днища и застряв там, они помешали ее ногам последовать за
