похорошела, Валька. И могла быть мне отличной женой.
Дверь широко распахнулась, и вместе со снегом и ветром в дом ворвался доктор Кнутов. Его щеки горели от холода, а глаза были влажными от ветра. На его кепке таяли снежинки.
– С первыми заморозками и с первым снегом, ребята! – весело приветствовал он нас и, сбросив добротное полупальто, удобно разместился за нашим столом и стал растирать красные продрогшие руки. – Ух, как у вас здорово. И чай горячий. Что может быть лучше чашки горячего чая в морозный вечер.
Тускло светила настольная лампа, весело трещали дрова в печке, на окнах появились первые узоры, с улицы доносились всхлипы метели. Действительно, что может быть лучше в морозный вечер. Но все это мне не принадлежит, даже сам вечер. Я здесь чужой. И мне здесь так хорошо, что я до боли сжал виски. И прикрыл глаза.
– Вам плохо? – испугалась Валька.
– Это все нога, – со знанием дела констатировал доктор. – Боль в ноге может вызывать спазмы сосудов головного мозга. От этого – сильнейшая головная боль. Я непременно должен вас осмотреть.
Я опустил руки на стол, весело постучал пальцами и ободряюще улыбнулся. Я научился играть.
– Все у меня хорошо, доктор. И ничего не болит. А вот вы ошиблись. Я далеко не Овод, и я никуда не возвратился. Я просто приехал в совершенно незнакомые места, чтобы отдохнуть.
Впервые за вечер я заметил, что Ростик расслабился. И даже повеселел. Но это не означало, что я решил сдаться. Я еще надеялся все вернуть. Все, что принадлежало только мне одному. Просто мне не хотелось портить этот чудесный вечер.
– Даник, – обратился я к нему, и он вздрогнул. – Можно я буду вас так называть? У вас прекрасное имя. Простое, как и ваша природа. А вот мне мое имя не по душе. Звучит слишком претенциозно. Ростислав. Сразу вспоминается поток сумасшедших машин, удушающая гарь заводских труб, и много-много людей, так невероятно похожих друг на друга. Даже джакузи не спасает. И так хочется иногда изменить жизнь. Ну, хотя бы поменять ее на этот лес, эту уютную сторожку. Я даже на деревенскую баню согласен. А к ней еще – березовый веничек! И главное – люди у вас уникальны! Никто ни на кого не похож! А вам нравится ваша жизнь, Даник? Вы ни разу не хотели ее поменять?
– Мне очень нравится моя жизнь, я не хотел бы ее поменять никогда и ни на что, – так искренне сказал он, слово положил душу на свою ладонь и протянул мне. И мне было решать, что с нею делать.
– А знаете, молодые люди, вы чем-то похожи. Это к вопросу об уникальности и классификации людей. – Доктор с задорным блеском в глазах повернулся ко мне, призывая к полемике. – Нет, не профессией схожи, не внешностью и подавно не отношением к жизни. А чем-то неуловимым, почти прозрачным…
Еще бы мы не были похожи, усмехнулся я про себя. И уж конечно у нас разное отношение к жизни. Ведь Ростик вдруг стал лесным богом, а я всего лишь остался падшим артистом. А падение богов случается редко. И еще реже – возведение артиста в бога.
– Вот! – доктор Кнутов поднял палец вверх. – Эврика! Нашлось точное слово! Голоса! У вас почти одинаковые голоса. Это своего рода уникум! Людей с одинаковой внешностью встречается гораздо больше, чем с похожими голосами. Безусловно, у Ростислава, – он вновь обратился ко мне, – сразу заметен столичный акцент, а у Даника, – он повернулся к Ростику, – этакий просторечный диалект. Как мудро заметил Даль – лесообильный, что означает – богатый, насыщенный лесом говор. Но если отшлифовать, откорректировать, довести до общего знаменателя…
Про меня он никогда такого не говорил – лесообильный говор, с обидой подумал я. Ростик явно пришелся ему по душе. Ростик ко двору – я со двора. Мне приходилось признать свое поражение.
– А я не замечаю, – пожала недовольно плечами Валька. Она очень любила мужа. И он для нее был уникален.
Чижик выспался, прыгнул мне на колени и стал благодарно лизать мои руки. Хотя благодарить меня было не за что.
– Ты представляешь, папочка, – обратилась Валька к доктору, – вот уникальный случай. Чижик без ума от Ростислава Евгеньевича. Он даже повеселел.
Доктор Кнутов с удовольствием потягивал чай и невозмутимо заметил:
– Ничего уникального, Валюша. Как врач я и этому могу дать вполне простое и научное объяснение. Больные животные зачастую тянутся к новым людям. Срабатывает элементарный инстинкт самосохранения. Новый человек на новом месте не обладает памятью этого места. И животным кажется, что чужие люди привносят новую энергию, новый заряд, новый стимул для жизни. Вы знаете, даже умирающий человек оживает при разговоре с совершенно незнакомым собеседником. Ведь столько времени больного окружали близкие, которые слишком за него волновались и зачастую не умели скрывать свои истеричные переживания. Незнакомец подобной информацией боли за близких не обладает.
Я бы мог с легкостью разбить теорию доктора в пух и прах. Но не стал этого делать. Слишком он наслаждался и ароматным чаем, и снежным вечером, остаток которого он проведет уже без меня. Со своею семьей. Я здесь абсолютно чужой. Но в отличие от незнакомца, про которого так красноречиво разглагольствовал Кнутов, я обладал и памятью места, и информацией боли за близких. И это не давало мне покоя. Но о моих тревогах знал лишь мой двойник.
– Пожалуй, уникальные вещи все же встречаются, доктор. – Я встал с места и приблизился к окну.
Ветер утих. Падал первый снег. Еще робко, ненавязчиво. Словно был виноват, что не вовремя.
– Сегодня я случайно проходил мимо мертвого дерева. Так, гулял в ваших краях, кстати, у вас прекрасные живописные места. Я вам даже завидую, что вы имели счастье здесь родиться. – Я обернулся и слегка поклонился Ростику. И вновь стал смотреть в окно, за которым кружились снежинки на фоне полной, яркой луны. Прямо как вокруг фонаря на моей улице, вдруг с неожиданной грустью вспомнил я о доме в городе. Чей это дом? На этот вопрос я ответить пока не мог. Ростик от него уже отказался. И приму ли его я? – Так вот, я проходил мимо засохшего дуба. Пожалуй, ему уже лет триста. Все мертвое. И ветки, и ствол, и корни. И вдруг я случайно заметил на нем живые листья. Разве такое бывает?
Я резко обернулся. Словно хотел всех застать врасплох. Не оставив ни секунды на раздумье. Валька подскочила к мужу, крепко обняла его за шею и поцеловала в щеку.
– А это расцвела наша любовь. Вот так! Существует в наших краях легенда, что листочки смогут распуститься только тогда, когда дерево почувствует, что здесь живет любовь. Любовь – словно живая вода. Любовь способна воскресить самого безнадежного!
Доктор Кнутов расхохотался и махнул на влюбленных рукой. Похоже, он прятал в рукаве ответ на любой вопрос.
– Они еще очень молоды, любят мечтать и предаваться романтике, – доктор обращался непосредственно к моей скромной персоне. – Я уже долго пожил на свете и знаю, что чудеса редко встречаются, очень редко. Не хочу вас разочаровывать, но, видимо, у вас в жизни было много разочарований, поэтому одним больше – одним меньше. Так что я скажу правду. Все гораздо проще и одновременно гораздо мудрее. К нам ранней весной приезжали молодые ученые из области. После многочисленных теоретических изысканий они, наконец, решились проверить на опыте, возможно ли оживить мертвое дерево. Довольно смело, скажу я вам! Хотя вопрос в науке довольно старый. Ученые сделали прививку мертвому дереву. Взяли всего один листочек со стеблем с цветущего дуба и расположили черенок над иссохшей веткой погибшего дерева. Черенок стал как бы спасительным мостиком, который соединил живой листик с мертвой корневой системой. И дерево ожило. Медленно, с трудом, но ожило. Опыт, как видите, удался. Даже приезжала комиссия из столицы. Правда, придется еще долго наблюдать за деревом. И как знать, возможно, впереди Нобелевская премия. Воскресить мертвого – это, знаете ли, научная сенсация. Но, увы, не чудо.
Валька звонко рассмеялась.
– Это они так думают! И пусть думают на здоровье, что совершили открытие. Наука в лес не ходит! Что- то высчитывают, прививают, черенкуют. Я-то знаю, что правда здесь. – Валька легонько постучала по сердцу.
Я не знал, где правда. Скорее всего, она где-то посередине. Спасибо доктору Кнутову, спасибо Вальке, спасибо молодым ученым из области. Благодаря им я уже знал, что одно дерево можно оживить за счет другого. Но можно ли чужую судьбу сделать своей? И будет ли этот воскресший дуб доволен своею судьбой? И не попадет ли в него завтра молния? Интересно, как бы на этот вопрос ответил всезнающий доктор? Но спрашивать я не посмел.
