– Что скажешь? Что ж нам делать, как завтра быть? Выходить на него с образами, с хлебом-солью или ждать в доме?
– Никакого приказа от его сиятельства еще нету! – вымолвил Никифор, самодовольно ухмыляясь.
– Никифор, ты чудишь! Не грех ли тебе! Давай говорить толком.
– Вестимо, Сергей Сергеевич, мы толком и поговорим, только прежде соизвольте вспомнить, что промеж нас условлено. Что? Уже и забыли? Возьмите-ка вот ключ от кладовой, сходите туда, вернемся и побеседуем.
– Ох, голубчик! – вскрикнул Мрацкий. – Да это сейчас. Изволь! В этом ли дело?
Мрацкий засуетился. Ему не хотелось при Никифоре доставать ключ, который был в потайном ящике стола, но затем он сообразил, что обстоятельства настолько исключительны, что стоит ли того о пустяках и думать.
Через несколько минут старик уже растворил стол, выдвинул ящик, прижал какой-то гвоздик – и под отскочившей дощечкой оказались ключи. Он взял в руки один из самых больших и, улыбаясь, довольный, почти радостный, обернулся к Никифору.
– Пожалуй!.. Пятьдесят две тысячи с сотнями, почти пятьдесят три!..
И оба вышли в горницы, прошли по коридору, спустились по лестнице и, будучи уже в подвальном этаже, подошли к толстой двери, обитой железом. Замок нещадно заскрипел, и тяжелая дверь медленно поддалась вперед при их усилиях.
– Дверь умница, – весело заметил Мрацкий. – Туго идет при отворе. А назад сама бежит, только пальцем ее ткни хоть малость.
Действительно, снова толкнутая Мрацким дверь легко защелкнулась на тяжелую железную щеколду. Мрацкий зажег огня. Никифор оглянулся. Они были в небольшой на сводах горнице, аршин пять в квадрате. По стенам стояло несколько ящиков и два сундука, кованные железом.
– Тут все дребедень разная, – объяснил Мрацкий, – серебряные сервизы да какая-то иностранная посуда, – сказывают, якобы дорогая, – а нам, братец мой, вот что всего дороже!..
Мрацкий отворил ближайший сундук. Он был полон пачек ассигнаций.
– Ну, забирай! Припас ли что с собой?
Никифор усмехнулся, полез за пазуху и вынул что-то сложенное. Это оказался большой мешок из толстого полотна.
– Запасливый! – усмехнулся Мрацкий.
– Я-то? Конечно!
И оба они начали наполнять мешок ассигнациями, золотыми монетами и несколькими мешочками с серебром.
Через несколько минут дверь кладовой снова заскрипела, затем легко захлопнулась, и две фигуры среди темноты направились обратно в горницы опекуна. Поставив свой довольно большой мешок на пол у стенки, Никифор сел и вымолвил:
– Ну-с, вот теперь и рассуждать будем! Только скорей. Время не терпит, да и объяснять мне вам много не нужно. Графу все известно. Завтра поутру ждите приказаний явиться к нему, чтобы объясниться, и возьмите с собой Илью Сергеевича. Вы доложите ему о вашем желании сочетать браком сына с помещицей Кошевой. Доложите, что и она на сей брак согласна, а только так малость колеблется. После этого, как я полагаю, граф явится к вам со своими адъютантами к столу. Переговорите обо всем, и на следующий день будет назначено и венчание парадное Ильи Сергеевича с Неонилой Аркадьевной. Вот и все. Хорошо бы было, конечно, кабы вы из кладовой еще бы десятков пять тысяч выдали и графу. Вы думаете, я вам так и поверил, что в других-то сундуках одна посуда, хотя бы и серебряная?
– Вот тебе господь бог! Ничего там больше нету! – воскликнул Мрацкий.
Никифор рассмеялся.
– Полноте, Сергей Сергеевич, ведь я знаю хорошо от батюшки, какие капиталы каждый год приходят в крутоярское опекунское управление со всех вотчин и поместий Неонилы Аркадьевны! Сколько этих тысяч должно накопиться в кладовой! Если я согласился взять вот этот мешочек, – ткнул Никифор пальцем к стене, – так это по моей уж совестливости. Не жалейте, будет с вас и того, что все состояние Кошевых достанется вам. Поднесите тысяч пятьдесят графу, а то как бы не вышло какой беды… Подумайте, ну, вдруг ему придет охота штурмом взять крутоярские палаты?! Что тогда будет?
– Как же это можно, – раздражительно отозвался Мрацкий. – Я его в качестве царского воеводы встречаю с хлебом-солью, а он будет насильствовать?
– Да черт ему в вашем хлебе и в вашей соли, когда он может попользоваться всем, чем сам захочет! Верно вам говорю! Сознавайтесь! Ведь опять в кладовую не пойдем… Ведь есть у вас там еще десятки, а то и сотни тысяч? По-моему, за двенадцать лет опекунского управления доходу-то должно было накопиться тысяч пятьсот, а не пятьдесят две.
Мрацкий замахал руками и рассмеялся.
– Жалею я, что не раскрыл все сундуки при тебе! Сам бы увидел, что там ничего больше нету.
– Ну, как знаете! Это ваше дело.
Через несколько минут среди полной тьмы ночи кто-то быстро шагал через двор крутоярских палат и повернул в рощицу. На спине его был мешок.
Достигнув небольшого домика-сторожки, Неплюев вошел в нее, поставил свой мешок на пол и начал хлопотать и возиться. В каких-нибудь четверть часа он разобрал пол, под которым оказалось пустое пространство, опустил туда мешок и снова заделал все.
Никифор давным-давно загодя, вскоре после своего условия с Мрацким, ночью устроил и хитро приготовил местечко для своего будущего клада. Две ночи тогда проработал он тут, – зато теперь в несколько минут все было сделано.
