— Милый Гарсиа, дела наши плохи, — сказал Альваро. — Эти пироги нужны дикарям для того, чтобы посетить нас. Очевидно, они хотят устроить новое пиршество из нашего мяса.
— Как же мы поступим? — спросил юнга.
— Принесем два бочонка с порохом и приложим к ним хороший фитиль, — хладнокровно ответил Альваро.
— Мы, значит, взлетим на воздух?
— Вместе с ними, если нам не удастся отразить их нападение.
— А, сеньор!
— Если ты предпочитаешь вертел, то я не препятствую тебе. Но сам я хочу погибнуть смертью солдата. Однако я думаю, что нам все-таки удастся спасти свою шкуру. О да! Мы устроим хорошенькую мину под кормой и результат может получиться великолепный!
Он взглядом измерил длину каравеллы.
— Приблизительно восемнадцать метров, — проговорил он как бы про себя. — Надо будет хорошенько измерить расстояние… Самое худшее, что мы будем выброшены в море… Где бочонки с порохом?
— В каюте лоцмана. Но что вы хотите делать, сеньор?
— Есть фитили на судне?
— Хорошо просмоленный канат может заменить их.
— Ты умница, — сказал, улыбаясь, Альваро.
Альваро спустился в каюту лоцмана, заваленную всякого рода ящиками и бочонками, среди которых ему нетрудно было выбрать то, что нужно. Взяв один бочонок, он снова поднялся на палубу и направился к носовой части судна, которую волны пощадили, хотя удары о подводные камни и нанесли ей некоторые повреждения. Там находились разные вещи, принадлежавшие экипажу каравеллы, снасти, цепи и старые паруса.
— Теперь надо заняться приготовлением мины, — сказал Альваро. — Взрыв разрушит корму, но для нас ведь не важно, что каравелла уже никуда не будет годиться!
Корреа с осторожностью открыл бочонок с порохом и высыпал из него около четырех фунтов этого взрывчатого вещества в заранее, приготовленный бумажный сверток, вложил его в ящик, откуда предварительно вынул разные пожитки матросов. Потом он взял кусок просмоленной веревки и сунул один конец в бумажный картуз с порохом, плотно лежащий в ящике.
— Вот мина и готова! — воскликнул он, снова закупорил бочонок с порохом и, закрыв его мокрой парусиной, отнес в каюту.
В это время пироги дикарей, искусно маневрируя, вышли в залив и показались справа, у подводных камней. Взгляды бразильцев были направлены на каравеллу, за которой они внимательно следили. Они уже сообразили, вероятно, что белые люди зашли к ним в залив на этом судне. Быть может, они даже заметили присутствие на каравелле Альваро и Гарсиа. Но океан еще был слишком бурным, и поэтому они не решались переплывать залив на своих пирогах. Хотя ветер стих, но по заливу продолжали разгуливать громадные волны, и это удерживало дикарей на приличном расстоянии. К тому же приближался вечер, и они, конечно, не могли решиться лавировать в темноте между подводными скалами, в изобилии усеявшими залив.
— Они не решаются приблизиться к нам, сеньор, — заметил юнга.
— Они уверены, что нам не уйти от них, — отвечал Корреа. — Будем надеяться, что волны улягутся. Во всяком случае, мы будем спать по очереди эту ночь. Так как ты моложе, то ложись первый.
— Вы сейчас же позовете меня, как только почувствуете, что у вас глаза смыкаются?
— Само собой разумеется, мальчуган.
Альваро взял два ружья и уселся на свернутую канатную бухту, откуда мог хорошо видеть берег.
Быстро наступавшая ночь все окутала своей непроницаемой темнотой, которая усиливалась из-за покрывавших небо дождевых туч. Только на берегу виднелись огни. Это горели зажженные дикарями костры, и при их свете Альваро мог рассмотреть голые фигуры людей. Они жестикулировали и указывали в сторону скал, среди которых застряла каравелла, но около полуночи все дикари улеглись, и огни костров начали исчезать.
Корреа не смыкал глаз всю ночь. Он не решался поручить мальчику дозор, опасаясь, что тот заснет и не увидит, как подойдут пирога. Он ходил взад и вперед по палубе, поглядывая то на берег с затухавшими огнями костров, то на океан, который заметно затихал; грустные думы овладевали им. Все признаки указывали на то, что буря кончалась и, следовательно, можно будет спустить плот. Но куда бежать? Пироги дикарей не замедлят нагнать их… Нет, лучше уж защищаться здесь!
Ночь прошла в непрестанной тревоге. Вскоре после полуночи встал и Гарсиа, который не мог больше спать. Когда взошло солнце, положение нисколько не изменилось. Волны продолжали разгуливать по заливу, хотя и не такие яростные, как накануне.
Дикари встали с восходом солнца и, взобравшись на скалу, наблюдали за каравеллой. Гребцы спускали в воду пироги, оставшиеся на берегу во время отлива.
— Готовятся к нападению, — сказал Альваро. — Смотри, не пугайся, когда увидишь их, а старайся не давать промаха.
— Я неплохой стрелок, сеньор, — ответил Гарсиа. — Мой отец служил сержантом в кастильском полку и научил меня стрелять.
— Тогда все будет хорошо… Вот они пускаются в путь. Вооружимся же и постараемся нанести им как можно больше вреда. Эти дикари не заслуживают никакой пощады, и притом дело идет о нашем собственном спасении.
Дикари спустились со скалы и начали в беспорядке усаживаться в пироги, издавая оглушительные крики. Казалось, будто они все сразу сошли с ума. Они потрясали своими палицами и колчанами, наполненными стрелами, обмазанными сильнейшим ядом кураре, против которого не было никакого противоядия. Разместившись кое-как на пирогах, они наконец отчалили, направляясь к потерпевшему крушение судну, при этом они ни на мгновение не прекращали своих ужасающих криков, рассчитывая, вероятно, напугать белых, находившихся на судне.
Но Корреа не потерял присутствия духа. Он осмотрел приготовленную мину и, удостоверившись, что все в порядке, устроил для себя нечто вроде баррикады из разных ящиков и бочонков, за которой и притаился вместе с юнгой, держа под рукой ружья и шпаги.
— Гарсиа, у нас там, кажется, есть портвейн? — спросил он.
— Да, сеньор.
— Ну так выпей — до начала битвы. Это придаст тебе мужества. Юнга не заставил себя просить и хлебнул из бутылки, из которой еще раньше выпил Альваро.
— Так! Если нам суждено изжариться на вертеле, то жаркое, приготовленное из нашего мяса, будет теперь еще сочнее, — сказал Альваро, у которого хватало мужества шутить в такую минуту. — Хлебни еще, Гарсиа. Дикари приближаются.
Альваро взял ружье и, наметив одного высокого дикаря на передней пироге, который больше всех кричал и размахивал дубиной, выстрелил в него. Дикарь, сраженный пулей прямо в грудь, моментально упал в воду.
Услышав звук выстрела, дикари подумали, что это молния сразила их товарища, и поэтому все устремили свои взоры к небу, вместо того, чтобы смотреть на каравеллу. Никто не обратил внимания на раненого, который вскоре пошел ко дну.
Другой выстрел, сделанный юнгой, раздробил плечо одному из гребцов. Тогда туземцы наконец догадались, что таинственные смертельные удары падают на них не с неба, на котором не было видно ни облачка, а с корабля. Они заметили сверкнувший огонь на палубе каравеллы и облачко дыма, которое еще не успел рассеять утренний ветерок.
Неописуемое изумление овладело этими простодушными, хотя и свирепыми сынами девственных американских лесов. Охваченные ужасом, они смотрели на каравеллу, не решаясь взяться за весла. Что за чудовища, метавшие пламя и убивавшие и калечившие людей на таком большом расстоянии, могли укрываться там?
Однако эти дикари, привыкшие вести постоянную войну с другими племенами, скоро справились со своим изумлением. Жадность и любопытство оказались сильнее страха, и они снова взялись за весла, направляя свои пироги к каравелле. Они уже заметили там двух человек, юношу и мальчика, и, конечно,
