Сергей Самаров
Доверься врагу
Пролог
Почти идеально прямая, с тщательно выровненным тартасфальтом, [1] Си Стрит, не повторяя плавные изгибы берега, тянулась вдоль узкой полосы пляжа с редким красным песком на целых четыре с половиной километра до самого каменного мыса, дальше уже автоматически переходя в асфальтированное шоссе. Двух– и изредка трехэтажные аккуратные дома, гордящиеся своими ухоженными газонами и стрижеными кустами, стояли, как это обычно бывает, только по одну сторону улицы, не загораживая вид на пляж и на солнце. Солнце в Соренто-Кид красиво только на закате, когда оно красным столбом отражается в океане, а потом растворяет этот столб в красном же песке. В дневное время оно белое и жаркое, иногда почти изнуряющее. Нормальное калифорнийское солнце. Но шоколадным любителям пляжного отдыха такое было больше всего по душе. В разгар пляжного сезона сюда, на калифорнийское побережье, съезжалось множество отдыхающих, полностью заполнявших все четыре небольших отеля Соренто-Кид и все близлежащие мотели, которые едва ли кто-то когда-то считал. Но на пляже, как правило, отдыхало не больше половины из приехавших, остальные же, вместе со своими разноцветными пластиковыми досками для серфинга, предпочитали уезжать за каменный мыс, где легче поймать длинную волну, на которой можно кататься и кататься в свое удовольствие. Главное – суметь правильно выбрать подходящую волну и грамотно «оседлать» ее. Большинство приезжих с этим справлялось хорошо, и потому вид серфингиста, катящегося на гребне мимо пляжа, редкостью не был.
Помимо дороги, улицу от пляжа отгораживала узкая полоса пальм, под которыми, вдоль всего тротуара, прямо на мягкой траве были установлены небольшие и легкие скамейки для отдыха. Сиди себе в тени, когда солнце в зените, и любуйся морем. Вид моря всегда успокаивает и вообще действует на человека благотворно. Отдых на скамейках предпочитали пляжному песку пожилые пары, которые выходили на воздух ближе к вечеру, когда было не так жарко.
В этот день было особенно ветрено, бриз приходил с моря под острым углом, потом, отражаемый лесистыми горами, окаймляющими городок, поворачивал вдоль берега в сторону каменного мыса. Общеизвестно, что в такую погоду волна для любителей серфинга бывает особенно хорошей, хотя и довольно опасной. Люди с досками уехали за мыс, чтобы не упустить такой день. Посмотреть на них, поскольку ветер дул с другой стороны и волны шли не от мыса, а в его сторону, отправились и многие из тех, кто сам оседлать на доске волну не решался. И загорающих на пляже было не так много, как обычно.
Моложавый, но седой человек в белом костюме и с непокрытой коротко стриженной головой сидел на одной из скамеек под пальмами, читая газету. Выглядело это не совсем серьезно, потому что ветер газету старался из его рук вырвать. Другой бы давно ушел куда-то в сторону, если уж ему необходимо что-то срочно прочитать. Хотя бы в тихий бар, расположенный неподалеку. Там работал бесшумный кондиционер, всегда несущий прохладный воздух, а от ветра защищали стены. Но седой человек упорно разворачивал страницы и никуда уходить не собирался.
В доме напротив пожилой человек в инвалидной коляске сидел у распахнутого окна второго этажа с биноклем у глаз и постоянно отбрасывал рукой трепыхающуюся на ветру штору. Этот человек проводил перед окном своей спальни почти все свои дневные часы, обычно тратя время на то, чтобы хорошенько рассмотреть загорающих на пляже молоденьких девиц в тонких полосках ткани, заменяющих одежду. Но в такой ветреный день и девиц там оказалось не так много, как обычно, и потому инвалид убивал скуку рассматриванием человека в белом костюме. В принципе такая статичная картина не могла, конечно же, привлекать слишком долгое и пристальное внимание. Но у инвалида была привычка всматриваться в лица людей и пытаться по ним представлять их характер, игрой воображения строить динамичные картины. Так, например, рассматривая на пляже девиц в бикини, инвалид представлял, как изменяются их лица в постели. Еще с тех времен, когда он не был прикован к инвалидной коляске, был неплох собой, состоятелен, весел и очень любил менять подружек, инвалид всегда всматривался в их лица во время секса и даже произвел определенную классификацию лиц, связывая выражение с естественным темпераментом, артистичностью, а случалось, что и со стыдливостью.
Классификацию мужских лиц инвалид никогда не проводил, но воображение у него было богатое, и мысленно смоделировать любую ситуацию он был вполне в состоянии. И решил начать с этого тупого читателя на скамейке.
Человек в белом костюме внешне походил, скорее всего, на мексиканца, если бы не некоторые тонкости. Бинокль не позволял рассмотреть как следует взгляд, но этот мужчина, казалось, обладал взглядом властным и высокомерным, что редко встретишь у мексиканцев, даже весьма состоятельных. Впрочем, определить национальность не слишком сложно, гораздо труднее определить профессию или просто интересы человека. Хорошо было бы узнать, что ищет он в газете с таким упрямством. А ищет, определенно, что-то для себя важное, если ветра не замечает вообще. Что может быть более важным, например, для делового человека, чем сводки с бирж? Но они обычно печатаются на одной странице, а этот страницы перелистывал. Значит, искал что-то другое, если вообще искал, потому что, листая газету, вроде бы и не смотрел в развороты. Вот это и казалось наиболее странным. Представлялось другое. Что этот человек держит газету как опознавательный знак. В таком случае вскоре должна была бы произойти встреча, и инвалид надеялся потешить себя похвалой за проницательность. Когда многого в жизни лишен, даже похвала самому себе служит утешением.
Характерный звук мощного двигателя маленького «Порше 911» заставил инвалида на несколько секунд оторвать глаза от бинокля, оставить человека в белом костюме и его газету в покое и посмотреть на другой конец дороги. Звук приближался стремительно. Черная лупоглазая машина неслась на скорости, многократно превышающей допустимую для этой дороги, но тартасфальтовое покрытие словно просило не проехать по нему, а пролететь, и водители не могли отказать себе в этом удовольствии.
Ну, проедет мимо и помчится дальше… Городок уже кончается, а на шоссе дорога не так хороша, чтобы демонстрировать на ней все достоинства двигателя… Инвалид в коляске опять поднял бинокль и увидел, как проезжающий по тротуару велосипедист остановился, опустив одну ногу на дорожку, и что-то спросил у человека в белом костюме. Может быть, подъехал как раз, определив человека по газете? Но тот оторвался от своего невнимательного чтения недовольно, потом глянул в сторону черного «Порше» и сказал велосипедисту что-то резкое, с очевидным раздражением. И даже руками недовольно взмахнул, словно прогоняя того. Это движение непроизвольно освободило многостраничную газету, ветер вырвал ее из рук и…
Опустив бинокль, человек в инвалидной коляске наблюдал происходящее невооруженным глазом. Листы газеты сначала подняло в воздух, потом, переворачивая, понесло вдоль улицы, две страницы зацепились за пальмы, обхватив их чешуйчатый ствол, а остальные вдруг бросило на дорогу навстречу черному «Порше». Газетный лист лег прямо на лобовое стекло перед водителем, за что-то зацепился, затрепетал – и не пожелал сорваться и полететь дальше. Дорога как раз слегка поворачивала, но водителю не было видно поворот, а скорость была слишком высока, чтобы успеть среагировать на изменение обстановки и затормозить. Машина выехала сначала на встречную пустую полосу, потом ударилась передним свесом о бордюр, перескочила через него и пролетела дальше, в сторону тротуара, как ракета. Человек в белом костюме успел только встать, но времени на то, чтобы отскочить, у него не было. «Порше» принял его на свой капот, затем ударил в заднее колесо велосипед, только чудом не зацепив самого велосипедиста, и припечатал человека в белом костюме к толстому стволу пальмы, который затрещал, качнулся и уронил тяжелую широколистую верхушку на машину. А водитель «Порше», видимо, не пристегнутый ремнем безопасности, вылетел сквозь лобовое стекло и врезался в остатки ствола пальмы головой и грудью…
– Не пора еще, эмир?
В тишине казалось, что голос, даже умышленно приглушенный, все равно звучит громко. Но это, как все знали, с непривычки. Вернее, потому, что отвыкли от такой обстановки.
– Пожалуй, дождемся темноты… – как-то неуверенно для самого себя сказал Актемар.
Он тоже давно отвык командовать и моментально принимать точные и выверенные решения, хотя раньше и говорил совершенно иначе, более твердо, и никто в его словах усомниться не мог. И возразить не смел.
Сейчас смели, и тоже потому, что отвыкли от повиновения за двенадцать долгих лет.
– А что ждать… Как раз в темноте к месту подойдем…
