умирает, его руку извлекают из кристалла, аккуратно снимают кожу и делают из нее Перчатку Смерти — безупречное, безотказное оружие, способное испепелить кого угодно, сколь бы велико ни было могущество жертвы и сколь бы причудлива ни была ее природа — человека, фэтана,[5] ожившего мертвеца, никакой разницы. При этом даже прикасаться к жертве не обязательно, достаточно поднять руку в перчатке и отдать приказ.
Была в этих записках еще одна любопытная подробность. Королевский шпион подозревал, что руководство ордена далеко не всегда ждет случайной гибели очередного адепта. Он был почти уверен, что иногда Перчатку Смерти делают из руки живого и здравствующего, но не слишком нужного ордену послушника или даже магистра. Обладатель насильственно извлеченной из кристалла конечности то ли умирает немедленно, то ли еще какое-то время тихо угасает — эти предположения, по признанию неизвестного соглядатая, еще нуждались в тщательной проверке.
Я вспомнил об этих грешных перчатках почти случайно и внезапно понял: так вот чего мне не хватает. Хорошего оружия! Перчатка Смерти сделает меня совершенным существом, идеальным убийцей, и учиться ничему не понадобится, все образуется само собой. На всякий случай напоминаю вам, что это были рассуждения юного безумца; все же сейчас мои представления о совершенстве весьма отличаются от тогдашних, да и к процессу обучения я отношусь с неизмеримо бо?льшим энтузиазмом.
Поскольку о том, чтобы заказать Перчатку Смерти специально обученным портняжкам из ордена Ледяной Руки, и речи быть не могло, а без этого оружия я теперь жизни себе не мыслил, пришлось идти напролом.
У моего тогдашнего безумия был один чрезвычайно полезный аспект: если уж мне удавалось принять хоть сколько-нибудь осмысленное решение, я немедленно начинал приводить его в исполнение, и остановить меня было невозможно. Думаю, если бы меня убили на полпути, я бы сперва завершил задуманное и только потом упал замертво. Но проверить эту гипотезу на деле мне, к счастью, так и не довелось.
Строго говоря, я и сейчас стараюсь соблюдать этот принцип, то есть, приняв решение, приступаю к его осуществлению немедленно, не отвлекаясь на посторонние вещи. Но до былой безупречности мне все еще далеко, потому что сейчас действовать буду я сам — опытный и более-менее умелый колдун, но все же — просто живой человек. А в те времена за дело принималась сила, обуздать которую я, как уже неоднократно признавался, не мог. Если мне будет позволено прибегнуть к метафоре, сейчас я намечаю цель и поражаю ее, как искусный арбалетчик; тогда же я был не стрелком, но стрелой, выпущенной неведомо кем, зато в правильном направлении.
Поэтому штурм резиденции ордена Ледяной Руки состоялся, можно сказать, без моего сознательного вмешательства. Я был событием, а не его участником; сэр Макс меня поймет, поскольку уж кто-кто, а он хорошо знает, как это бывает. Насчет остальных я не столь уверен, но тут уж ничего не поделаешь.
Как я теперь понимаю, это был мой звездный час. Поскольку войти в резиденцию без приглашения не мог никто из посторонних, я просто исчез оттуда, где был, и тут же появился в их тайном хранилище, «возник из ниоткуда», как говорят в таких случаях свидетели происшествия. Огляделся по сторонам, понял, что попал, куда хотел, тут же, не сходя с места, расколотил ближайший кристалл — кажется, даже не ударом, а яростным взглядом; впрочем, это дело темное, мало ли что мне теперь кажется. А единственный свидетель, как я понимаю, что-то вроде дежурного охранника, поплатился жизнью за попытку меня остановить. Я разодрал его на части, а единственную руку чуть ли не зубами отгрыз и уволок вместе с той, которую извлек из разбитого кристалла, — кто знает, вдруг из обычной руки тоже получится Перчатка Смерти или какое-нибудь другое оружие. До сих пор никто не пробовал с толком использовать руки поверженных врагов, так почему бы мне не стать первым?
Оказавшись обладателем двух рук, я вдруг осознал, что совершил нечто невозможное. Может быть, именно поэтому я до сих пор так хорошо помню финальный эпизод своего нападения на резиденцию ордена Ледяной Руки. Не так уж много безусловных триумфов было в моей тогдашней жизни, чтобы позволить себе роскошь тут же забыть о столь выдающемся успехе.
Я был в таком приподнятом настроении, что не спешил спасать свою шкуру. Напротив, планировал, как я сейчас выйду в коридор и попробую поймать еще пару-тройку тутошних магистров — если уж такой у меня случился счастливый день. Однако удача моя была столь велика, что осуществить воинственные намерения я так и не успел. Сила, которая принесла меня в резиденцию ордена Ледяной Руки, разбила волшебный кристалл и растерзала охранника, внезапно вышвырнула меня вон. Я очнулся над облаками — летел неведомо куда, хохотал, как пьяный, и громко пел боевой марш грибов-оборотней, дирижируя себе двумя чужими руками — сияющей ледяной и все еще теплой окровавленной.
Что с ними делать дальше, я, к слову сказать, понятия не имел. Ни сведений о технологии изготовления Перчаток Смерти, ни даже соображений о том, где их искать, у меня не было. Но не сомневался, что все уладится наилучшим образом, само собой, как всегда, так что мне и голову ломать не придется.
Голову ломать мне действительно не пришлось, но совсем по другой причине. Я так и не успел разобраться с похищенными руками; собственно, я даже подумать об этом толком не успел, потому что день моего триумфа стал последним днем моей дикой, вымороченной, но все же по-своему приятной и радостной жизни.
А пока, изрядно утомленный подвигами, я решил, что разберусь с Перчатками позже. Путая следы — то есть не слишком удачно стараясь оставаться незаметным, — отправился в самое секретное из своих убежищ, ветхий фермерский дом, расположенный за городской чертой, а там зашвырнул чужие руки в дальний угол и завалился спать.
Закрыв глаза, я незамедлительно выяснил следующие факты. Рука, которую я похитил, принадлежала старшему магистру ордена Ледяной Руки Кибе Аццаху. Он умер в тот момент, когда разбился ледяной кристалл, решительно опровергнув, таким образом, теорию безымянного королевского шпиона о медленном угасании. А растерзанного мною охранника звали Йук Йуггари, он был младшим магистром этого ордена; впрочем, вопрос о его скором повышении считался делом решенным, — удивительное дело, но Йук Йуггари продолжал гордиться обещанным высоким званием даже после смерти.
Я был бы чрезвычайно рад и дальше обходиться без этой информации, но мне поневоле пришлось узнать их имена и звания. Мертвые магистры явились ко мне во сне; будучи, в отличие от меня, чрезвычайно воспитанными джентльменами, они сперва вежливо представились и только потом перешли к делу.
Вынужден признаться, что до того момента я вообще не придавал значения сновидениям. Полагал их дополнительным источником мелких удовольствий и совершенно бессмысленных огорчений, а время, потраченное на сон, считал досадной потерей. Сама идея магического сновидения казалась мне несусветной дикостью — какая, дескать, может быть магия, когда человек валяется с закрытыми глазами, как бесчувственное бревно?
Даже в юности, обладая пытливым умом и почти безоглядным доверием ко всему, что написано в книгах, я как-то умудрялся не обращать внимания на разнообразные сведения о сновидениях, которые регулярно попадались мне на глаза наряду с прочей, зачастую куда менее полезной информацией. Пожимал плечами, презрительно отмахивался — дескать, выходит, и магистрам древности время от времени случалось интересоваться всякими глупостями, простительная слабость великих людей. Зато возможность подолгу не спать казалась мне одним из основных признаков личного могущества. Теперь мне самому трудно в это поверить, однако именно таковы были мои искренние убеждения.
Таким образом, я прекрасно подготовил себя к наихудшему кошмару своей жизни. Будь у меня хоть какие-то навыки контроля над сновидениями, я бы не оказался столь беспомощным перед лицом мертвых магистров, которые мне приснились, вернее, вторглись в пространство моего сна.
Если уж начал признаваться в былом невежестве, надо быть честным до конца. Трудно поверить, но, одержимый идеей победить смерть, я никогда прежде не задавался всерьез вопросом, что именно случается с людьми, когда они умирают. Раз и навсегда решил, что смертная участь мне не по нраву, и как бы закрыл для себя эту тему. Конечно, я лихорадочно искал способы перехитрить смерть, но при этом даже не пытался исследовать ее природу. Возможно, кстати, именно поэтому мои изыскания зашли в тупик:
