– Где Соммерс? – спросил он.
Мальчики ответили, что Соммерс ждет на пустыре, напротив аттракционов. С ним двое приятелей и женщина. И умолкли, затаив дыхание, глядя на Каспара: пойдет или не пойдет.
Они двинулись к аттракционам вниз по Сан-Бенито-авеню, а Ара Джордж, всхлипывая, поплелся домой. Он был напуган и не хотел видеть, что будет дальше.
– Не лезть же тебе в драку только из-за того, что малышня устроила переполох, – пытался урезонить его Рубен.
– Да, – признался Каспар, – меня наверняка здорово отделают.
Когда они пришли на пустырь, Соммерс, его дружки и женщина что-то пили, передавая бутылку по кругу. Женщина выкрикнула ругательство, и мальчики сказали:
– Вот, слышишь, Каспар?
Рубен попросил их держаться у края пустыря и велел им никого не обзывать. Их послушание и незащищенность вызывали в нем раздражение. Заурядность происходящего подавляла, и он совсем потерял голову оттого, что именно этой головою не мог придумать ничего разумного. Он взял Каспара за руку и объявил, что драться будет он.
– Ты в это дело не встревай, – сказал Каспар. Рубен в жизни ни с кем не дрался. Его язык был куда выразительнее и сильнее кулаков.
– Ты не в себе, – вразумлял его Каспар. – Ты ненавидишь их.
Соммерс выразил удивление по поводу противника и уже предвкушал, какое неотразимое впечатление он произведет на свою подругу.
– Вы только посмотрите, кого они выставили против меня, – развлекал он приятелей, а те едва сдерживались, чтобы не расхохотаться. Затем он похвастался, что будет драться одной правой, что, принимая во внимание слабость противника, левая ему не понадобится. Но его соперник отверг фору, и они сняли пиджаки, закатали рукава, причем один из них делал это с откровенным намерением поразвлечься.
Бой начался очень неспешно, и Рубен почувствовал, что обязательно должен что-то предпринять, но его одолевали беспомощность и бессилие; в нем клокотала ненависть, и он не знал, как от нее освободиться. Рубен проклинал себя за то, что не уродился таким же верзилой, как Соммерс. Мировая цивилизация перестала существовать. Превосходство основывалось на грубой силе и напоре, возобладало количество, а качество оказалось не у дел.
Непринужденно нанося удары, Соммерс входил в форму, у него явно было преимущество в силе и весе. Его противник время от времени осыпал его сериями ударов, впрочем недостаточно сильных, чтобы вызвать сколько-нибудь серьезное беспокойство. И Соммерс смеялся в ответ и фыркал, продувая ноздри.
– Ты у меня получишь сейчас такую трепку, какой в жизни не получал, – объявил он.
– Убей его! – крикнула женщина. – Закати ему резню!
Рубен Пол трясся в бессильной злобе:
– Да, да, конечно, этим методом у них и определяется качество расы.
– Что он сказал? – переспрашивали друг друга мальчишки. – Каспар проигрывает?
Они потирали руки, не в силах ничем помочь другу.
Когда Соммерс нанес особенно сильный глухой удар, его дружки радостно загалдели:
– Так его, Рой. Будет теперь знать свое место!
Рубен онемел. У него не было слов выразить собственное состояние. Впервые в жизни ему захотелось совершить нечто физически зримое, раз и навсегда покончить с чудовищной нелепостью, которая была для него отрицанием цивилизации, отказом от истории, посягательством на самое жизнь. Он был зол на себя, но ему хотелось одного: остервенело размахивать дубиной, превратиться в разъяренное животное.
Мальчики, не в силах больше сдерживаться, выкрикивали ругательства, стараясь перекричать женщину. Раз она даже погналась за ними, и они разбежались. Самые маленькие заплакали.
– Мы вас вырежем, как турки, – приговаривала она, – порубим на куски на турецкий манер.
Эти слова словно полоснули Каспара ножом по сердцу – Бог с ними, с турками. Что с них взять? Они жили по соседству с ним, как братья. Он не держал на них зла. Но тошнотворный визг этой бабенки, гнусность и мерзость ее воплей оскверняли землю. Он решил, что у него нет выбора. Он должен выбить, выколотить из них все это, раз уж другого языка они не понимают. Он был в отчаянии из-за того, что ему не хватало веса, роста, мощи, чтобы выполнить задуманное как полагается.
Соммерс молотил его со злой радостью. У Каспара кровоточили губы и бровь. Затуманенное сознание рисовало картины падения в бездну с огромной высоты. Он работал кулаками что есть силы, и когда кровь хлынула из носа и брызнула из губ его противника, в нем затеплилась надежда: «Боже, дай мне хоть раз, один только раз доказать им…»
А потом он грохнулся, ударившись о землю, и все твердил про себя: «Что ж ты, идиот несчастный, позволил ему свалить тебя с ног. Ему!..»
Он услышал детские голоса, упрашивающие его подняться, увидел Соммерса. Тот стоял над ним в разорванной рубашке и тяжело дышал. Если он не ошибался, детские голоса твердили:
– Он устал, Каспар. Вставай, поднимайся!
Он не видел Рубена, но чувствовал, что и Рубен испытывает то же, что он. А когда до него снова донеслись вопли женщины, вскочил на ноги и вдруг ощутил, что его удары становятся все сильнее и сильнее.
Он опять упал. От боли в ушах пространство вдруг стало тяжелым и вязким. Казалось, из него, как из глины, можно что-нибудь вылепить, будь на то время.
Теперь его противник дрался в полную силу, раздосадованный, что позабавиться не удалось и вся эта затея обернулась изнурительным испытанием из-за невероятного упрямства маленького соперника. Один раз Соммерс каким-то непостижимым образом был сбит с ног и остался неподвижно лежать на земле. Женщина орала на него что было мочи. Мальчишки торжествовали. Соммерс медленно поднялся и рявкнул на свою товарку, поскольку развлечение было затеяно в ее честь.
Каспару казалось, что бой идет уже целую вечность и ему не будет конца. Все остальное в жизни перестало существовать. Он пытался убедить себя, что бой длится минут десять- пятнадцать, но в это не верилось. Бой стал средоточием всего: начала, конца, вечности. Густая тяжелая материя пространства гудела от его неистовства. Голова стала словно налитая свинцом, земля затаилась в ожидании.
Он падал много раз и каждый раз злился на себя все больше: сил оставалось все меньше. Поднимаясь на ноги, он чувствовал, как колотится у него в висках кровь, ноют кости и сам он вроде себе уже не принадлежит. «А я все равно буду заставлять себя подниматься, вечно, беспрестанно». Какое это было бы наслаждение погибнуть, какая логичная и достойная развязка. Они смеялись, смеялись над ним, ненавидя; слезы Ара Джорджа были слезами самой старой родины. Сердце Рубена истекало кровью. Мальчишки, молодая поросль древней виноградной лозы, умоляли Каспара подняться, продолжать бой.
Он встал уже в который раз, всхлипывая, в отчаянном порыве уничтожить эту ненависть, но руки больше его не слушались. Он подумал: вот если бы у него было хоть немного сил, если бы кости и мышцы стали послушными хотя бы на мгновение, если бы только… Но не мог, не мог. «О, Армения, Армения», – простонал он.
Соммерс был явно не прочь воспользоваться представившейся возможностью прекратить бой.
