Приключения Весли Джексона

всегда помеха. Полковнику, который из кожи вон лезет, чтобы попасть в генералы, они могут причинить массу неприятностей. Люди штатские, а журналисты особенно, относятся к полковникам и даже к генералам довольно критически; их герой – это маленький человек. Полковник был парень не промах и сразу сообразил, что лучший способ сохранить свою репутацию и репутацию гарнизона – это огорчиться по поводу огорчения Гарри. Но в то же время он явно обрадовался, что мать Гарри при смерти, ибо это значило, что Гарри на самом деле не питает отвращения к армии, а просто расстроен мыслью об умирающей матери. Это совсем другое дело.

– Да, да, – сказал полковник, взглянув на журналиста. – Я так и думал, что у бедняги какая-то тяжесть на душе. Майор Голдринг, благоволите распорядиться, чтобы рядовому Куку был предоставлен внеочередной отпуск. Нужно отправить его с первым же поездом, пускай съездит домой на несколько дней. Нужно, чтобы каждый солдат нашего гарнизона понял, что мы, командиры, его друзья. Немедленно отправьте рядового Кука домой.

– Есть, сэр, – сказал майор. – Будет исполнено завтра же с утра в первую очередь.

– К черту завтра с утра в первую очередь! – сказал полковник. – Сейчас! Немедленно!

Полковник повернулся ко мне.

– Где живут родители рядового Кука? – спросил он.

Ну, я-то знал, что Гарри жил в западном районе Сан-Франциско недалеко от того места, где жили и мы с отцом. Но мне не хотелось создавать осложнения, а на Сан-Франциско каждый вечер уходили три или четыре поезда. Если я скажу полковнику, где дом Гарри, майор отправит его с первым поездом и очень скоро обнаружится, что мать Гарри и не думала болеть. Тут-то мы с Гарри и попадем в переделку. Поэтому я решил сказать, что дом Гарри очень далеко, так далеко, что полковник откажется от мысли отправить Гарри домой с первым поездом и просто предоставит ему без помех предаваться своему горю.

– Они живут на Аляске, сэр, – сказал я.

Я это сказал потому, что, когда я увидел, что надвигается беда, мне очень захотелось стать кем-нибудь другим, а не тем, кто я есть на самом деле, – и это мне напомнило об эскимосах, а эскимосы живут на Аляске.

– На Аляске? – переспросил полковник.

– Так точно, сэр, – сказал я. – Он с Аляски.

Полковник явно был озадачен, и я подумал было, что он бросит это дело, поставит на нем крест. Теперь, если бы только лейтенант явился с двумя выбранными им людьми для беседы с журналистом, все сошло бы отлично и я бы побежал искать Гарри. Полковник поглядел на журналиста, но тот сделал такое лицо, что просто трудно себе представить. Ну прямо– таки самое настоящее каменное лицо. Полковник ему улыбнулся, но у того на лице ни один мускул не дрогнул, и полковнику стало ясно, что так легко ему не отделаться.

– В каком городе Аляски? – спросил он.

– В Фербенксе.

– Майор Голдринг, – сказал полковник, – узнайте расписание самолетов на Фербенкс и отправьте рядового Кука с первым самолетом, вне всякой очереди. Если ему понадобятся деньги, доложите мне лично.

– Есть, сэр, – сказал майор и ушел.

– Молодой человек, – сказал мне полковник, – подите отыщите своего друга. Он едет домой.

– Есть, сэр, – сказал я и повернулся, чтобы идти, но журналист меня остановил.

– Простите, – сказал он, – что это у вас за книга?

– «Искусство войны», – отвечал я. – Клаузевиц.

– Позвольте спросить, – продолжал журналист, – как вам попала в руки эта книга?

– Средний уровень развития солдат нашей армии… – начал было полковник, но журналист его прервал.

– Шерман говорил, война – это ад, – сказал он. – Клаузевиц говорит – это искусство. А по-вашему, что такое война?

– Я не очень-то много знаю о войне, – отвечал я.

– А как вы находите Клаузевица?

– Читается легко.

– Что вы думаете об его идеях?

– По-моему, они омерзительны.

– Как вас зовут?

– Весли Джексон.

Журналист записал мое имя в блокнот, который достал из кармана пиджака. Полковник сначала был мною доволен, но когда я заговорил более свободно – без всякой, впрочем, задней мысли, – я увидел, что это ему не нравится. Он, видно, решил, что глупый журналистишка собирается написать очерк о рядовом, а не о нем, полковнике.

– Вы из каких мест? – спросил меня журналист.

– Из Сан-Франциско.

– Чем вы занимались до призыва в армию?

– Ничем.

– Ничем?

– Ну, искал одно время работу, иногда и работал, но больше слонялся без дела. Мой отец участвовал в прошлой войне. Ему дали пенсию по ранению, так что мы кое-как перебивались.

– А чем занимается ваш отец?

– Да ничем.

– Какая же у него специальность?

– Никакой. Он был студентом, когда его мобилизовали, а когда вернулся с войны, не захотел больше учиться.

– Откуда вы все это знаете?

– А он мне рассказывал. Мы с ним были добрыми друзьями, пока не началась война.

– А потом что случилось?

– Ну, видите ли, отец всегда любил выпить, а когда опять стали забирать всех подряд, он и совсем запил. Даже есть ничего не ел.

– А какое у него было ранение?

– Газ, шрапнель, шок. Кусок свинца угодил ему в темя, шрапнель едва не сняла с него скальп.

– А вы отца любите?

– Конечно.

– Отчего же вы поссорились?

– А мы не ссорились. Я все уговаривал его бросить пить, а он не мог. Хотел, да не мог. Напьется и пропадает по нескольку дней, а когда я спрошу, где он был, даже не помнит.

– А если не ссорились, почему перестали дружить?

– Да он ушел из дому и не вернулся.

– На какие же средства вы без него жили?

– Нашел себе субботнюю работу за три доллара. На них и жил.

– Где же сейчас ваш отец?

– Не знаю.

– А у вас есть кто-нибудь еще из родных?

– Мать и брат.

– Где они?