Извините, Буткин, — сказал он, — но я ехал сюда не ради этого бесполезного разговора с вами. Я рассчитывал здесь встретиться с представителем Союзного комитета.
Да, да, я ужасно разволновался… Лебедев! Почему мы с вами не можем разговаривать спокойно?
Я могу. И хотя сожалею, что представителем Союзного комитета оказались вы, но тем не менее буду еще разговаривать с вами. У меня есть несколько вопросов, — Лебедев вернулся к столу и сел на прежнее место.
Постараюсь ответить, — вздрагивающим голосом, в котором почти вовсе исчезли нежные булькающие переливы, сказал Буткин. И тоже сел. — Позвать хозяйку — зажечь огонь и закрыть ставни? Становится темно.
Давайте лучше посумерничаем, — ответил Лебедев. — В ставнях, я видел, есть большие щели.
Это самая надежная наша квартира, — ворчливо отозвался Буткин.
Все равно.
Вы стали слишком мнительным.
Иногда это полезно.
Дело ваше. Я тоже сейчас на нелегальном положении, но не боюсь. Какие у вас вопросы к Союзному комитету?
В Красноярске после провала не осталось почти никого. Я хочу переехать сюда и помочь товарищам заново сформировать комитет.
Полагаю, что в Союзном комитете не встретится возражений, — сказал Буткин, — а всякий член партии свободен выбирать место, где он хочет работать. — И неохотно засмеялся. — Параграф первый устава партии, который так вам не нравится, тоже не служит препятствием к этому.
Нужно создать здесь хорошую «технику».
Очень правильно. Томская и иркутская типографии не успевают печатать листовки. Лебедев! Мы могли бы согласно работать и во всем.
В феврале из Александровского централа выйдет очень надежный товарищ. Будет опытная наборщица.
Отлично! — быстро вставил Буткин.
Но другого человека у меня нет на примете. Я прошу Союзный комитет прислать мне второго товарища, тоже знающего дело.
Хорошо. Поищем. Пришлем.
И, наконец, последнее. Самое главное. Вы говорили о расколе партии. Чтобы ликвидировать раскол, необходимо созвать Третий съезд. Не в частных разговорах отдельных лиц, а в открытом обсуждении на съезде установить единую и обязательную для всех членов партии тактику. Скрепить партию твердой дисциплиной и всем сообща честно бороться за выполнение тех решений, которые примет съезд.
Третий съезд нужен, — без всякого выражения сказал Буткин.
Все комитеты Сибири высказались за немедленный созыв съезда. От их имени Союзный комитет послал свое требование Совету партии. Так? Стало быть, сибирские социал- демократы за съезд?
А я уже сказал: Третий съезд нужен, — все так же однотонно проговорил Буткин. — Не понимаю, Лебедев, — к чему вы клоните?
Сейчас поймете. — Лебедев потрогал пуговицы на воротнике рубашки. Серый сумрак в комнате, деревянный голос Буткина, его угловатая фигура, мертво застывшая за столом, — все это словно теснило ему дыхание. — Но я попрошу вас ответить мне сперва на три вопроса.
Если сумею, — уже раздражаясь, сказал Буткин.
Хочет ли Союзный комитет иметь единую и крепкую Российскую социал- демократическую рабочую партию и входить в нее — или он заинтересован в углублении фракционного раскола?
Должен ли я в третий раз повторять то, что говорил уже два раза? — Острые плечи Буткина нервозно задвигались.
В таком случае, — действительно ли хочет Союзный комитет созыва Третьего съезда?
Наше требование, посланное Совету партии, полностью исчерпывает все. Я отказываюсь отвечать на ваши вопросы. Они издевательские.
А верно ли, Буткин, что Союзный комитет намерен свое требование, резолюцию о созыве, взять обратно? — не повышая голоса, спросил Лебедев. — Это мой третий и последний вопрос.
Буткин сорвался с места, словно его подбросило пружиной, толкнул свой стул так, что тот отлетел к стене и упал набок.
Ложь! — закричал он. И засновал по комнате из угла в угол. — Этого не было и не может быть!
И, однако, об этом напечатано в «Искре».
Где? Где? Покажите мне! — И если бы было светлее, Лебедев отчетливо прочитал бы на лице Буткина выражение крайней растерянности.
К сожалению, у меня этого номера «Искры» нет, — сказал Лебедев, — но мне писал об этом товарищ Арсений.
Буткин сразу остановился, легко и свободно рассмеялся.
Как много развелось любителей сеять распри и склоки! — воскликнул он. — Резолюцию о созыве Третьего съезда отвез в Совет партии сам Гутовский. А вы заявляете…
Да, я заявляю. Я верю товарищу Арсению больше, нежели Гутовскому. Товарищ Арсений часто встречается с Лениным.
Но Буткина теперь остановить было невозможно.
Не верить Гутовскому! — выкрикивал он. — Честнейшему из всех. Которого за чистоту души рабочие даже прозвали «ацетиленом». Человеку, который был арестован, сослан и ради продолжения революционной борьбы бежал из ссылки. Тому, кто «сорок человек — восемь лошадей» ввел в поговорку по всей России!
И который однажды себя уже запятнал тем, что подписал мандаты на Второй съезд изменникам Троцкому и Мандельбергу, — гневно сказал Лебедев.
Это сложное дело, Лебедев, прошлое и забытое, — круто поворачиваясь на каблуках, забормотал Буткин. — И не к месту нам его сейчас разбирать. Во всяком случае, уж Гутовский-то к позиции наших делегатов на Втором съезде никак не был причастен. Лебедев! Вы можете называть меня любыми обидными кличками — «экономистом», меньшевиком и так далее, но Гутовский — он же последовательный сторонник большинства!
Лебедев подошел к Буткину вплотную, не давая ему кружиться по комнате.
— г- И тем не менее я утверждаю, Буткин, что если Гутовскому не помешать, ваш «ацетилен» способен будет взять резолюцию Союзного комитета обратно. А Третий съезд должен быть созван, — Лебедев точно врубил эти слова. — И резолюция Союзного комитета в Совете партии должна оставаться. Взять ее назад могут только изменники — я не случайно уже употребил сегодня это слово. Прошу передать это Гутовскому. Вот ради чего главным образом я искал встречи с представителем Союзного комитета. Других вопросов к вам у меня нет.
Буткин стоял столбом, совершенно ошеломленный.
Что же касается партийной честности и искренности Гутовского, я мог бы и еще продолжить разговор, — отходя, сказал Лебедев.
Что еще вы собираетесь обрушить на него? — дрожащим голосом спросил Буткин. От
