Мессинг мог руководствоваться чем-то иным, кроме своей феноменальной наблюдательности.
Обычно в конце своего выступления В. Мессинг показывал опыт с уже бесконтактным, лишь мысленным приказом, заставляющим его находить в зале необходимого человека, вещь или самому совершать то или иное действие. Для этого он выходил из зала в сопровождении кого-либо из членов жюри, в обязанности которого входило соблюдение чистоты опыта — изолировать Мессинга от публики. Затем, когда жюри при активном участии энтузиастов из зрителей запрятывало какой-нибудь предмет, а проделавшего эту операцию усаживали в зале, вводили Мессинга.
Так было и в тот памятный мне день. Притихший в ожидании зал знал, что авторучка засунута за обшивку стены, у одного из входов. Знал это и я, сидевший с края у стола жюри.
В зал ввели Мессинга. Он быстро нашел среди публики девушку, запрятавшую ручку, подвел ее к столу жюри и попросил думать о том, где находится предмет, который он должен был сейчас найти.
— Думайте, — повторил он, вытянувшись по стойке «смирно».
Мне хорошо был виден профиль его напряженного волевого лица: расстояние между нами не превышало двух метров.
«А что, если, — в голове возникла озорная идея, — я собью его с верного пути? Если он и впрямь телепат, то должен «поймать» и мою мысль».
По бокам сцены располагались уплощенные — не знаю, как это правильно назвать, — очевидно, колонны. На капители слева от меня я «увидел» своим направленным воображением ручку с золотым пером, лежавшую на толстенном слое серой пыли.
И вдруг произошло то, чего я, искренне, никак не ожидал. Мессинг вздрогнул, резко повернулся ко мне и сказал:
Не надо многих приказаний, туда высоко, туда нужна лестница, не мешайте.
Он говорил по-русски плохо, с сильным немецким акцентом.
А я, пораженный неожиданной удачей озорного опыта, «опустил очи долу», мгновенно испарив из своего зрительного, воображения только что «виденную» мною ручку. Что касается реально существовавшей, то Мессинг, забыв о моем телепатическом эксперименте, быстро нашел ручку там, где ее спрятали.
Что случилось, что он вам сказал? — встревоженно шепнул мне на ухо доктор Сальников.
Скажу потом, — ответил я, — когда пойдем домой.
В этот же вечер по дороге к метро Сальников предложил познакомить меня с Мессингом, так как слышал от него, что тот искал журналиста, с помощью которого мог бы написать книгу о своей жизни.
Надо ли говорить, с какой радостью я взялся за эту работу, наивно предполагая, что любая редакция встретит меня с распростертыми объятиями! Наше близкое, межсемейное знакомство продолжалось около года.
Появилась масса набросков с рассказами о жизни этого по-настоящему феноменального человека, обладающего невероятными, поистине фантастическими способностями. Какая там идеомоторика, наблюдательность — это всего лишь подсобный прием, главное лежит глубже! Это телепатия, это ясновидение в настоящем, это видение прошлого и будущего!
Он был откровенен, я — предельно честен, ему незачем было награждать себя выдуманными способностями — он обладал ими.
Но печальной реальностью оказалось нежелание редакцией, куда я обращался, даже говорить о книге с таким содержанием. Как об артисте интересного эстрадного жанра — пожалуйста, а другое, телепатия — ну что вы!
Не помогли и адресованные в различные высшие инстанции письма писателей и ученых, где излагалась просьба исследовать феноменальные способности В. Мессинга в научно-исследовательских учреждениях, избавив пожилого человека от необходимости зарабатывать свой хлеб на подмостках эстрады показом психологических опытов.
Пришлось мне расписаться перед Мессингом в своем бессилии, и мы расстались. Я — с багажом слышанного, он — с досадой на меня за потерянное время. Последний раз я видел Вольфа Григорьевича на торжестве в день его шестидесятилетия, хотя у меня есть некоторые основания думать, что он поубавил себе возраст, как это принято у артистов. Чествование проходило все в том же Доме медицинских работников, где он «поймал» мою телепатему.
На последней встрече я уже сидел в глубине зала, и вновь повторилось «чудо»: его краткую реплику, обращенную к публике, понял только я.
Книга все же была написана, но не мною, а Михаилом Васильевичем Хвастуновым, отличным человеком, превосходным журналистом и писателем (его литературный псевдоним — Мих. Васильев). Помню, как, навалившись на трибуну, Михаил Васильевич торжествующе показывал публике пухлую стопку типографских гранок книги, названной «Мессинг о самом себе».
В книге — я читал ее в рукописи — была и глава «Я — ясновидящий и телепат». Увы, не повезло даже такому признанному журналисту, как Михаил Васильев. Редакция издательства «Советская Россия» вернула материал книги под какой-то благовидной отговоркой, и лишь журнал «Наука и релегия» отважился поместить ее на своих страницах с большими сокращениями и, разумеется, без главы «Я — ясновидящий и телепат».
В первой главе этой книги есть упоминание (для меня неожиданное) и о моем первом эксперименте с Мессингом в Доме медработников. Михаилу Васильевичу был нужен хорошо проверенный факт, и он использовал мой рассказ о случае явной телепатии.
Кроме этих номеров журнала, где публиковалась книга о Мессинге, у меня сохранились от дней близкого с ним знакомства перепечатанные на машинке статьи из газет довоенной Польши, где также много говорится о сверхнормальных способностях (!) профессора Владислава Мессинга (это имя он носил в Польше). Ну вот, пожалуй, и все о человеке, близкое знакомство с которым пробило, как я говорил, первую брешь в моих скептических «железобетонных» взглядах на возможности человеческого организма.
Хранится у меня и множество бережно наклеенных в альбом фотографий Вольфа Григорьевича Мессинга, главным образом на сцене во время выступлений в концертах.
Есть в альбоме и крохотная (3,5 х 4,5 см) вырезка из газеты «Вечерняя Москва», извещавшая читателей о кончине заслуженного артиста РСФСР В. Г. Мессинга. Других сообщений, как мне помнится, не было.
Увы, у науки так и не дошли руки до прижизненной проверки феноменальных явлений, которые мог бы представить ей В. Г. Мессинг.
Знакомство с Мессингом было для меня только соприкосновением с областью магического и совсем не исследованного, спорного и бесспорного, отвергаемого как наукой, так и общественным мнением. Оно добавило горечи к моему скептизму, но на этот раз уже по отношению к возможностям преодоления трудностей, стоящих на пути всего нового и каждой новой идеи, если она не укладывается в привычное для ортодоксов от науки прокрустово ложе общепринятых, привычных понятий.
Спустя три года после того, как эпопея с Мессингом стала забываться, произошла встреча с другим человеком, положившая начало тому, что продолжает действовать и по сие время.
— Хотите познакомиться с человеком, который кажется мне очень оригинальным шизофреником, если он таковой на самом деле? Во всяком случае, то, что он рассказывает о себе, весьма необычно, и вам как журналисту он будет интересен. — Вот такое предложение
