Дмитрий Сафонов
Роман с демоном
ПРОЛОГ
Нет. Не спешить. В долгом предвкушении заключена томительная сладость. Еще одна пуговица… Пауза.
Холодная мутная капля повисла на войлочной обивке стены; набухала, росла… затем сорвалась, извилисто покатилась вниз, растрачиваясь на блестящую дорожку. Еще одна пуговица…
Рот наполнился вязкой слюной, язык прилип к небу; с трудом освободился, издав громкий цокающий звук. Еще одна пуговица…
Длинные ресницы сомкнулись; тусклый грязный свет задрожал на них, разбился, превратившись в мягкое искрящееся сияние. Еще одна пуговица… Последняя.
Одежда с шорохом упала на пол. Аромат разгоряченного тела, прикосновение воздуха к груди — холодное, но… такое нежное. Прикосновение — как обещание.
Длинные спутанные пряди черных волос щекотали лицо и плечи. Если медленно запрокинуть голову, это будет похоже на легкие поцелуи. Руки… Пальцы нервно подергивались. Какие нетерпеливые! Приходилось их обманывать: уворачиваться, извиваться, заставляя промахиваться мимо желанной цели; ладони горели, ощущая ее близость.
Новый запах — нарастающий, сильный, вязкий. Зубы до боли стиснули нижнюю губу. Лицо и шею окатило волной жара.
Она не могла дольше сдерживаться — тихонько застонала.
Острые ногти вонзились в кожу; обильно, словно вечерняя роса, выступили алые бусины. По щекам потекли благодарные слезы; тело сотрясла крупная дрожь — еще не от наслаждения, но от его неотвратимости, — и рука рванулась вниз, оставляя глубокие борозды.
Раны быстро заполнялись кровью; кровь струилась по белому животу, сплеталась в немыслимые узоры, подбираясь все ближе и ближе…
Она плотно сдвинула бедра и следила, как между ними копится теплое красное озерцо. Наконец, когда сил ждать больше не осталось, резко развела в стороны колени, забилась в беззвучных судорогах и упала на жесткую деревянную полку, прикрученную к стене.
Тело перечеркнули параллельные тени — от толстых прутьев решетки.
1
Во двор жилого многоквартирного дома на Тимирязевской улице медленно въехал черный джип «Шевроле-Тахо» с тонированными стеклами.
Автомобиль аккуратно протиснулся сквозь ряды «легковушек», припаркованных как попало, и замер перед подъездом, переводя дух. Восьмицилиндровый двигатель еле слышно шелестел, из выхлопной трубы оседала на асфальт рваная кисея отработанных газов.
Фары погасли, мотор умолк и водительская дверь открылась. На хромированную дугу ступила нога в щегольском коричневом ботинке John Lobb.
Молодой мужчина в благородном синем костюме итальянского покроя обошел джип и открыл пассажирскую дверь. На его ладонь легла узкая девичья рука.
Мужчина помог девушке выйти, обнял за талию и прижал к себе. Последовали два быстрых поцелуя: в уголок рта и в висок. Сухие, отрывистые, горячие и очень нежные.
Она уткнулась в его плечо и стояла так несколько секунд; затем мягко отстранилась и, покопавшись в сумочке, достала электронный ключ от домофона. Раздался длинный зуммер. Мужчина открыл дверь и остановился, пропуская девушку вперед.
Под ногами захрустели разобранные картонные коробки. В подъезде пахло сыростью и прокисшей едой.
Девушка нажала на кнопку; в полумраке, словно кровавое пятно, загорелся рубиновый огонек вызова. Где-то на самом верху глухо громыхнула кабина лифта. За створками из тонкого пластика отчетливо прошуршали по рельсам ролики противовеса.
Мужчина нащупал пальцы девушки. Они были влажными и холодными. Он понимал, что не стоит ничего говорить. Любые слова, сказанные здесь, в тесном пространстве лестничной площадки рядом с вонючей трубой мусоропровода прозвучат фальшиво и, скорее всего, возымеют прямо противоположное действие, чем то, на которое он рассчитывал.
Он просто легонько пожал ее пальцы и тут же отпустил.
Возникла пауза — последняя неловкая заминка на их пути. Заполнять ее было нечем, да и незачем. Ни шутить, ни свистеть, ни что-то напевать.
Казалось, двадцать секунд тянулись целую вечность. Он молчал. И она — тоже. Тросы скрипели уже совсем рядом; кабина ползла между третьим и вторым этажами.
Двери лифта открылись. Сильные руки оторвали девушку от пола и внесли в кабину.
— Какой этаж? — спросил мужчина.
Он излучал спокойную уверенность — в себе и правоте своих действий. Девушка больше не задумывалась над тем, верно ли она поступает. Он уже все решил, и он наверняка знает лучше. Он — большой, сильный и настоящий. Сдаться — значит переложить ответственность на его плечи.
— Шестой, — прошептала она и закрыла глаза.
Мужчина целовал ее, а она словно видела это со стороны: вот она стоит, закрыв глаза, и его губы касаются… «МОЕЙ ПРЕКРАСНОЙ ТОНКОЙ ШЕИ!».
Волоски у самой ямочки, собранные заколкой на затылке, натянулись и зазвенели, как тонкие струны. По спине, вдоль позвоночника, побежали холодные мурашки.
Двери захлопнулись, и лифт, скрипя, начал подниматься.
— Ты живешь одна?
Мужчина осмотрел маленькую прихожую, задержав взгляд на вешалке и подставке для обуви.
Он принял у девушки легкий плащ, расправил и повесил в шкаф.
— Да, — ответила она. — Не живу, а снимаю. Это так… Временно, — она нахмурилась, словно вспомнила что-то не слишком приятное и решила сменить тему. — Ты голоден?
— Не очень. Но я бы не отказался от легкого ужина.
Девушка взмахнула густой темной челкой.
— Пойду посмотрю, может, в холодильнике что-нибудь осталось.
Она отправилась на кухню. Мужчина зашел в ванную, включил воду и снял пиджак. Он ослабил узел галстука, вытащил из манжет золотые запонки и положил их на край раковины. Намылил сильные кисти с длинными тонкими пальцами и принюхался.
— Клубника, — пробормотал он. — Я больше люблю яблоки.
Он мыл руки долго и тщательно, как хирург перед операцией, подносил их к лицу и
