следует!
— Извини! — надулась Марго. — Я не знала, что Жак — тоже…
— Ну ладно! Я сам виноват — не сказал. Но теперь — могила. поняла?
— Ага.
Валерий крепко поцеловал ее в щеку, остановившись у дверей спаленки и слезно попрощался:
— Не скучай без меня, кролик.
— Не буду… — буркнула она в ответ.
— Э-э… Не буду, — передразнил ее толстяк. — То-то, что не будешь. А могла бы и поскучать по своему толстому нежному другу. Скажи-ка, кто-нибудь из натуралов о тебе так пекся?
Марго задумалась.
— Ну…
— Я имею в виду просто так. Без всякого секса. Просто из любви к таланту?
— Н-нет, пожалуй. Так — нет. Я вот и думаю — зачем оно тебе?
— Я же сказал — из любви к таланту. Ну и… двадцать процентов.
— А… Круто.
— Ну так хоть поскучала бы по мне, трудно что ли?
— Ты же сам просил! — оправдывалась Марго.
— Это я так кокетничал, — капризно скривился Валерий. — Я же не бегущая строка! Ну ладно! Мотай спать. Да постригись, слышишь? Девушке надо выглядеть. Выскочишь за какого-нибудь тут… И меня, бедную, не забудешь, может… На вот тебе на сигареты. Подарок. Чтоб лучше помнила. А я Жака буду обрабатывать дальше.
Валери вытащил из кармана 500 франков.
— Спасибо, — обрадовалась Марго. — Счастливо долететь тебе… Карлсон…
— Кто?
— Ты очень похож сейчас на Карлсона… — улыбнулась Марго. — Такой же милый.
— Ну… похож, — вздохнул Валерий и поплелся по бесконечному коридору назад. — Только пропеллера нет. Но ничего, в Раше куплю детский вертолетик вставлю в анус и как полечу-у-у-у!!!
Валерий опять раскинул руки и опять засеменил маленькими ножками.
Закрыв за ним дверь, Марго наконец-то рухнула в постель, и ей стало все равно. Все рано, как все есть на самом деле.
Девушка с сумочкой снова побежала по дороге, и постепенно превратилась в Кошу- Марго. И уже теперь она бежала в свете юпитеров, жужжала камера, и стрела крана, нависая сверху, следовала за ней. Бывшая Елизавета Кошкина (теперь Маргарита Танк) бежала, испытывая жуткий ужас. В руках у нее была сумочка-заяц. Ей было точно известно, что в сумочке лежит что-то, из-за чего ее хотят убить. Но она понятия не имела, что это. И даже смутно припоминала, что кто-то вроде бы запретил, тоже под страхом смерти, заглядывать внутрь сумочки. Как-то получалось, что она должна была во что бы то ни стало бежать. Она должна бежать. А за ней должны гнаться. А она должна бежать. Марго припустила еще сильнее, потому что волна ужаса снова подстегнула и без того перегруженное сердце.
— Убийцы! Пошли! — крикнул режиссер, и из переулка выбежали два зловещих типа с пистолетами. Один из них прицелился и начал стрелять. Пули беззвучно чиркали по наждаку асфальта, высекая желтые искры. Звенели, падая, гильзы. Черт! Они стреляют настоящими! Жаль, что у нее нет пистолета. Она могла бы тоже пострелять. Но куда смотрит режиссер? Почему не остановит их? Марго задыхалась. Черт! Но, может быть, они гонятся, потому что она убегает? Может быть надо просто остановиться?
Ее ноги сами собой сбавили темп. Сердце выпрыгивало из глотки.
— Стоп! — Прозвучал вопль режиссера. — Кто позволил остановиться?
Бандиты пожали плечами и переглянулись.
— Это непрофессионально, — брызжа слюной, орал режиссер в мегафон. — Попрошу впредь быть аккуратнее. Еще раз! Запомните, мадмуазель! Вы должны бежать! Вы должны убегать с сумочкой. Дура! Они должны убить тебя! Поняла?
Он в изнеможении плюхнулся в кресло и отшвырнул мегафон на маленький режиссерский столик.
— Ну давай. Будь умницей, — хрипло сказал режиссер и, расстегнув ширинку, выпростал наружу небольшой вялый член. С выражением страдания на лице он посмотрел на Кошкину и принялся поигрывать им.
— Да… — послушно кивнула Кошкина и вытерла лицо. — Но они стреляют настоящими…
— Мотор, я сказал! — побагровев, рявкнул режиссер и судорожно стиснул свою уже отвердевшую игрушку.
Бывшая Кошкина оторопело попятилась и снова побежала, размахивая зайцем. Бандиты снова выскочили из переулка. Пули снова противно завизжали на рикошетах. «Что он хочет?» — лихорадочно соображала Марго и металась вдоль белого пунктира дорожной разметки. — «Почему я должна бежать? С какой стати? Почему я не могу просто уйти со съемочной площадки? Неужели режиссер решил меня убить в кадре? Они бегут за мной или за моей сумкой, а если я выброшу ее? Может быть, они не убьют меня, если я выброшу ее? Господи! Почему я бегу? Почему я не могу прекратить все это?» Марго Танк швырнула зайца за спину. Бандиты растерянно остановились.
— Стоп! — режиссер разъяренно подскочил и, сжимая ноги так, будто очень хочет писать, заорал в мегафон. — Черт бы вас всех побрал! — и повернулся к Марго. — Почему ты бросила сумочку? Этого нет в сценарии!
— Я не хочу, чтобы меня убили! — сказала Марго с вызовом. — Они стреляют настоящими пулями! Я не хочу сниматься в этом фильме! И прекратите мне тыкать!
— Хорошо! Вы думаете, я хочу снимать это дерьмо? — застонал режиссер, все еще сжимая бедра и продолжая теребить гениталии. — Но мы должны! Мы все должны это сделать! Так написано в сценарии, — он снова повернулся к Марго. — Возьмите себя в руки! Постарайтесь на этот раз не облажаться. Мы все ждем от Вас этого маленького подвига. Ну?
Он вкрадчиво и по-доброму улыбнулся, как будто он был заодно с ней, с Кошей.
— Но я хотя бы должна знать, что в сумочке? — возмутилась она, чувствуя, что уступает. Она могла бы противостоять грубости, насилию, но такой заботливой вкрадчивости противостоять трудно. — В конце концов! Хотя бы что-то я имею право знать!
Все окружающие расхохотались. Хохотал режиссер, хохотали статисты, операторы, помрежи. Гримерша подошла к ней и, вытирая слезы смеха, сказала:
— Дорогая, если бы кто-нибудь знал, что там, все было бы гораздо проще. А теперь бегите, мадмуазель. Посмотрите, сколько людей ждет этого? У них у всех семьи, дети, жены, мужья. Они нужные люди, а Вы… Кому Вы нужны? Вы никому не нужны. Так бегите, детка. Бегите. Видите? Вы просили обращаться на Вы, и я обращаюсь! Я выполнила Вашу просьбу!
— Нет! — взвизгнула Марго.
— Давай-давай! Я верю, у Вас получится! — сказал режиссер, закатывая глаза, и рука его задвигалась чаще.
Один из бандюков подошел к бывшей Кошкиной и тронул ее за плечо.
